Осетия, Армения, Кавказ: «форпостное мышление» или историческая судьба?
В разное время форпостом[1] России на Кавказе назывались Армения, Осетия, Чечня, а также весь регион в целом. В последние годы концепция «передового поста», всегда имевшая идеологическое измерение, активно пересматривается, что в обозримом будущем способно повлечь значительные негативные последствия для национальных интересов РФ.
В массовом сознании статус «российского форпоста на Кавказе» обычно ассоциируется с Осетией[2] (без разделения на Северную и Южную[3]). Этот подход базируется на глубинном историко-цивилизационном основании. «Жизнь Осетии и России неразделима, - констатирует директор Института истории и археологии РСО-А, доктор исторических наук Руслан Бзаров. - Россия - это национальное государство осетинского народа. …Стоя перед задачей возобновления государственности в XVIII веке …осетинский народ выбрал в качестве национального государства Россию. Выбрал в силу близости культурно-цивилизационной, конфессиональной, религиозной, выбрал в силу того, что именно Россия могла быть на Кавказе гарантией мира и благополучия осетинского народа, перспектив его экономического, социального и политического развития. …Россия - это самая подходящая перспектива для Кавказа и Осетии, потому что Россия отвечает национальным интересам осетинского народа». Осетины никогда не изменяли фундаменту этой общности, русско-осетинскому союзу, отметил Бзаров, добавив: «пусть никто не обманывает себя и не тратит своих сил на вбивание клиньев между Россией и Осетией»[4].
Помимо указанного основополагающего, Осетия имеет множество формальных оснований для наименования себя российским форпостом. Она находится в географическом и геополитическом центре Кавказа.Преимущественно православная республика (мусульмане также играют существенную роль в общественно-политической и социальной жизни) объединяет восточное и западное исламские «крылья» региона. Через Северную Осетию идут основные транспортные пути в Закавказье и далее на Ближний Восток (Военно-Грузинская дорога и Транскавказская автомагистраль). Север и Юг Осетии соединяет мощная транспортная артерия - Рокский тоннель.
Столица Северной Осетии Владикавказ, заложенный как российская военная крепость[5], многие десятилетия, включая советский период, являлся военно-политическим, административным и культурно-образовательным центром региона во всех без исключения сферах[6]. В советские времена, когда культуре уделялось особое внимание (так, владикавказская филармония открылась на базе Северо-Осетинского симфонического оркества в 1944 г.), «Владикавказ, тогда Орджоникидзе, был форпостом музыкальной культуры Северного Кавказа»[7].
После развала СССР первенство Осетии, в целом признававшееся всем Северным Кавказом, во многом оказалось утрачено. Роль «российского форпоста», приобретающая более идеологическое, чем практическое значение, пока не перешла к какому-либо другому региону или городу, но претендентов на это звание достаточно много. Среди основных можно назвать Грозный (Чечню в целом) и Ставрополь (и даже весь Северный Кавказ).
После завершения фазы КТО и основного периода восстановления, на роль главного официального российского форпоста на Кавказе стала активно претендовать Чеченская Республика. Еще пять лет назад заместитель председателя комитета Госдумы по делам Федерации и региональной политике Адам Делимханов назвал Чечню «самым надежным форпостом России на Кавказе», подчеркнув, что «никогда более ни чеченский народ, ни территория Чеченской Республики не будут использованы против интересов России»[8].
«Северный Кавказ является надёжным форпостом на южных рубежах Отечества», - прокомментировал итоги мартовского мониторинга восприятия населением ситуации в регионе, проведенном «Левада-центром», глава ЧР Рамзан Кадыров. По данным опроса, 54% россиян назвали обстановку в регионе спокойной и благополучной, 22% отметили тенденцию к улучшению ситуации. Кадыров призвал «призадуматься» тех, кто «носился с лозунгами отсоединения Северного Кавказа от России». «Кавказ был и остаётся опорой и щитом России!» - констатировал глава Чечни[9]. Голос чеченского руководства, говорящего от имени уже не только своей республики, но и де-факто всего Северного Кавказа, звучит все громче и отчетливее.
Появляются и материалы, расширяющие понятие форпоста России на Кавказе с Чечни вплоть до Дагестана[10] и Ингушетии[11]. Авторы подобных текстов полагают, что «пора уже прекратить воспринимать эти территории как проблему и головную боль. Не будь их сейчас в составе России, Кавказ превратился бы в кровавое месиво, которое бы потоком обрушилось бы на равнинную Россию»[12].
«Кавказ - это не просто форпост России, Кавказ - это та артерия, которая свидетельствует о жизни великой России, а Северная Осетия - это форпост Православия!»[13], - заявил на соборной встрече Всемирного русского народного собора, прошедшей во Владикавказе в дни пятилетия бесланской трагедии в 2009 г., тогдашний архиепископ Владикавказский и Ставропольский Феофан.
«Историческая миссия, которая испокон века лежит на плечах жителей всего Северного Кавказа - быть форпостом России на ее южных рубежах, - подчеркнул в ходе общения с членами Ассоциации СМИ Северного Кавказа губернатор Ставропольского края Владимир Владимиров. - Мы, кавказцы, всегда встречали все угрозы первыми. И мы готовы с честью нести эту миссию и дальше». При этом главным мероприятием в повестке дня 2015 г. он назвал празднование 70-летия Великой Победы, а в среди важных мероприятий округа указал празднование двухтысячелетия Дербента[14].
Признавая значимую роль Чечни, Ставропольского края и других субъектов СКФО в обеспечении стабильности и государственных интересов РФ в регионе, следует отметить, что ни один из них не выдвинул «стратегии первенства», признаваемой «соперниками» и претендующей на успех хотя бы в масштабах федерального округа, не говоря уже об общероссийской повестке дня. Отнести к таковым претензии Грозного на роль политического и духовного мусульманского центра Кавказа достаточно сложно, так как они не подтверждаются каждодневной политической практикой.
Однако это замечание в значительной степени можно отнести и к Осетии, особенно если речь идет не о формальных титулах, а о реальном влиянии на ситуацию в регионе и формирование федеральной политики в отношении Северного Кавказа. Бесланская трагедия, оказавшая на Осетию огромное влияние, привела к «осетинской депрессии», симптомы которой были хорошо заметны еще несколько лет назад[15]. Постоянный отток молодого и креативного населения (как осетинской, так и русской и других нетитульных национальностей) в центральную Россию также негативно сказывается на интеллектуальном состоянии осетинского общественно-политического пространства. Создается впечатление, что республика добровольно отказывается от претензий на первенство, которое ей больше «не потянуть».
Ярким примером того, что на самом деле находится в центре внимания североосетинского социума, служит подведение итогов 2014 г. по результатам голосования посетителей республиканского информационного портала «15-й регион». 49% участников опроса назвали главным событием ушедшего года банкротство футбольного клуба «Алания», 22% - крах «Диг-Банка», 15% - рассмотрение «дела Беслана» в Страсбургском суде (первое заседание состоялось 14 октября 2014 г., информации о развитии событий нет), 9% - завершение реконструкции Рокского тоннеля, менее 5% - масштабное празднование юбилея знаменитого осетинского поэта и просветителя Коста Хетагурова. В опросе участвовали около 500 человек[16]. Подводя собственные итоги, журналист Заур Фарниев также отметил три первых позиции, добавив, однако, отклик жителей Северной Осетии на события на Украине, включая отъезд туда добровольцев и внесение в санкционный список Запада сенатора от РСО-А Александра Тотоонова. «Главным вопросом наступившего года», по его мнению, станет то, «останется ли Таймураз Мамсуров (глава республики, полномочия которого истекают в июне 2015 г.) на третий срок»[17].
На фоне соседних республик, соревновавшихся (другое дело, насколько удачно) в организации информационных поводов федерального уровня и прямо заявляющих о претензиях на лидерство на Северном Кавказе, подобное мелкотемье вызывает лишь недоумение. Весьма бледно (хотя и сравнимо) выглядят «северные» итоги и по сравнению с южной частью Осетии, в целом также не блещущей постановкой вопросов мирового или хотя бы регионального масштаба.
Цхинвальская газета «Республика» полагает, что «главным политическим событием в минувшем году следует считать парламентские выборы, в сфере восстановления - выполнение Инвестпрограммы 2014 года, в общественной сфере - сохранение стабильности в обществе». Впрочем, журналисты издания не забыли упомянуть внешнеполитическую деятельность «под знаком событий в Новороссии» (от поддержки «мирных инициатив российского руководства по налаживанию мирного диалога на юго-востоке Украины» до признания РЮО независимости Луганской и Донецкой Народных Республик), съезд осетинского народа, определивший «проблемы и задачи национального строительства», а также 25-летие «с того дня, когда грузинские неофашисты 23 ноября 1989 года пытались прорваться в Цхинвал под предлогом проведения мирного митинга»[18].
Официальное издание «Южная Осетия», помимо перечисленных, указала среди главных событий года политико-правовую оценку действиям Грузии против Южной Осетии с 2004 по 2008 гг., данную парламентом РЮО. В документе констатируется, что в августе 2008 г. Грузия совершила полномасштабную военную агрессию сразу против двух суверенных государств - Южной Осетии и Российской Федерации. Признание РФ независимости РЮО стало «логическим завершением акта о принуждении агрессора к миру и надежной гарантией неповторения геноцида южных осетин»[19]. К сожалению, это важный документ не был доведен до широких слоев общественности даже в самой республике.
Характерно, что, подводя итоги года, на Севере Осетии даже не упоминали ни о «подтвердившем важность национального единения»[20] съезде осетинского народа (проходившего, кстати, во Владикавказе), ни о шедшей весь год масштабной кампании за воссоединение Осетии в составе РФ по примеру крымского прецедента, завершившейся в 2015 г. подписанием обновленного интеграционного договора между РФ и РЮО. Это в очередной раз демонстрирует как глубину различий в устремлениях между двумя частями единого народа, так и исчерпанность предыдущей общественно-политической повестки дня.
Создается впечатление, что геополитическое или хотя бы просто политическое мышление постепенно отходит в Осетии на второй план, уступая место сиюминутным заботам потребительского характера.
На фоне заметного интеллектуального оскудения формируется еще более настораживающая тенденция. Неопределенность содержания понятия форпоста, нуждающегося в обновлении в соответствии с реалиями сегодняшнего дня, а особенно связанных с этим политических и социальных гарантий, приводит к тому, что события в сердце Северного Кавказа начинают напоминать «армянский сценарий».
В декабре 2004 г. в Ереване разразился скандал. Как заявил на встрече с председателем Национального Собрания Армении Артуром Багдасаряном глава Госдумы РФ Борис Грызлов в ходе официального визита в Ереван, «Армения является форпостом России на Южном Кавказе»[21]. Это почетное наименование (Грызлов явно рассматривал его именно так) вызвало бурю возмущения в армянских политических и медиа-кругах. Наиболее четко оно было выражено в редакционной статье портала PanARMENIAN.Net. Приведем аргументацию противников «форпоста» практически целиком.
«Союзнические отношения с Россией не означают, что Армения является форпостом России, - указывается в статье. - В союз вступают с независимым государством на основе взаимных интересов, а не с собственным форпостом. Мы ведь не называем Россию армянским форпостом на основании того, что Россия является нашим союзником. Думаем, самим россиянам определение России как армянского форпоста мало понравилось бы. Армения - независимое государство, имеет собственные интересы и не является ничьим форпостом, авангардом или передовым отрядом. …Армения, конечно же, никакой не форпост, просто не все в столице нашей бывшей родины поняли, что СССР распался 13 лет назад, в т.ч. потому, что армяне не захотели быть ничьим форпостом. Армения нужна Росссии не меньше, если не больше, чем Россия - Армении»[22].
Большинство россиян и армян как тогда, так и сейчас считают звание форпоста, скорее, поводом для гордости. Однако еще десятилетие назад у значительной части армянского политического класса под воздействием массированной прозападной пропаганды и российских внешнеполитических ошибок сложилось иное мнение. Следованием «антифорпостным» курсом ведет к постепенному отрыву Армении от России, что, в случае успеха этого проекта, будет иметь катастрофические последствия, прежде всего, для армянской государственности. Реакция части армянского общества на трагические события в Гюмри, где служивший на российской военной базе солдат-срочник в необъяснимом припадке перебил целую семью местных жителей, включая детей[23], показывает, что ментальный «отход» от России отчасти уже совершился.
Подобные процессы постепенно развиваются и в Осетии. Примеров тому становится все больше. В прошлом году, когда Россия и весь мир отмечали десятую годовщину бесланской трагедии, некоторые местные комментаторы опустились до прямых оскорблений в адрес федерального центра и русских как таковых. По мнению этих Интернет-«оппозиционеров», пока выступающих под псевдонимами, осетины в глазах русских - якобы «люди третьего сорта», которых можно «убивать и сжигать безнаказанно»[24] и т.п. Несмотря на бездоказательность и очевидный умысел на разжигание межнациональной и межрелигиозной розни, подобные комментарии по непонятной причине до сих пор не убраны модераторами дискуссий.
В общественное сознание вбрасывается вздорная мысль, что нынешний статус российского форпоста якобы навязан Осетии, а не является ее свободным выбором, в силу чего якобы «разлагает и лишает идентичности» осетинскую нацию[25]. В качестве решения предлагается отказаться от подобных сверхзадач[26], поставив перед собой банальную цель поступательного социально-экономического развития, не претендуя на что-то большее.
Характерно, что идеи отказа от роли форпоста (как и ориентации на Россию в целом), во всяком случае, в первый период их возникновения и «тестирования», возникали не в самой Осетии, а привносились извне. Идеологами и трансляторами низведения республики до статуса рядового субъекта и растворения в «кавказском море» в публичном пространстве предсказуемо выступали либеральные публицисты и «правозащитники», вещавшие с Запада или нашедшие там приют (десятилетие спустя некоторые оказались даже на Украине)[27].
Правда заключается в том, что форпост - это историческая судьба. Ее не выбирают, от нее не отказываются. Альтернативой исторически принятой на себя миссии может быть только прозябание на геополитических задворках Кавказа, да и то - недолгое. «Форпост или будет в руках осетин, или не будет в руках никого», - констатировал историк Руслан Бзаров[28]. Жизнь, однако, показывает, что это понятие необходимо как можно скорее наполнить современным, интересным и ярким содержанием в соответствии с требованиями времени[29]. Это в полной мере зависит как от руководства, так и от всего осетинского общества, в особенности молодежи. К сожалению, пока Осетия не предъявила ни себе, ни Кавказу, ни всей России креативных идей и проектов, прежде всего, в идеологической и общественно-политической сферах. Между тем времени для их формулировки и тем более реализации становится все меньше и меньше.
Яна Амелина,
секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба
Источник и Примечания
В разное время форпостом[1] России на Кавказе назывались Армения, Осетия, Чечня, а также весь регион в целом. В последние годы концепция «передового поста», всегда имевшая идеологическое измерение, активно пересматривается, что в обозримом будущем способно повлечь значительные негативные последствия для национальных интересов РФ.
В массовом сознании статус «российского форпоста на Кавказе» обычно ассоциируется с Осетией[2] (без разделения на Северную и Южную[3]). Этот подход базируется на глубинном историко-цивилизационном основании. «Жизнь Осетии и России неразделима, - констатирует директор Института истории и археологии РСО-А, доктор исторических наук Руслан Бзаров. - Россия - это национальное государство осетинского народа. …Стоя перед задачей возобновления государственности в XVIII веке …осетинский народ выбрал в качестве национального государства Россию. Выбрал в силу близости культурно-цивилизационной, конфессиональной, религиозной, выбрал в силу того, что именно Россия могла быть на Кавказе гарантией мира и благополучия осетинского народа, перспектив его экономического, социального и политического развития. …Россия - это самая подходящая перспектива для Кавказа и Осетии, потому что Россия отвечает национальным интересам осетинского народа». Осетины никогда не изменяли фундаменту этой общности, русско-осетинскому союзу, отметил Бзаров, добавив: «пусть никто не обманывает себя и не тратит своих сил на вбивание клиньев между Россией и Осетией»[4].
Помимо указанного основополагающего, Осетия имеет множество формальных оснований для наименования себя российским форпостом. Она находится в географическом и геополитическом центре Кавказа.Преимущественно православная республика (мусульмане также играют существенную роль в общественно-политической и социальной жизни) объединяет восточное и западное исламские «крылья» региона. Через Северную Осетию идут основные транспортные пути в Закавказье и далее на Ближний Восток (Военно-Грузинская дорога и Транскавказская автомагистраль). Север и Юг Осетии соединяет мощная транспортная артерия - Рокский тоннель.
Столица Северной Осетии Владикавказ, заложенный как российская военная крепость[5], многие десятилетия, включая советский период, являлся военно-политическим, административным и культурно-образовательным центром региона во всех без исключения сферах[6]. В советские времена, когда культуре уделялось особое внимание (так, владикавказская филармония открылась на базе Северо-Осетинского симфонического оркества в 1944 г.), «Владикавказ, тогда Орджоникидзе, был форпостом музыкальной культуры Северного Кавказа»[7].
После развала СССР первенство Осетии, в целом признававшееся всем Северным Кавказом, во многом оказалось утрачено. Роль «российского форпоста», приобретающая более идеологическое, чем практическое значение, пока не перешла к какому-либо другому региону или городу, но претендентов на это звание достаточно много. Среди основных можно назвать Грозный (Чечню в целом) и Ставрополь (и даже весь Северный Кавказ).
После завершения фазы КТО и основного периода восстановления, на роль главного официального российского форпоста на Кавказе стала активно претендовать Чеченская Республика. Еще пять лет назад заместитель председателя комитета Госдумы по делам Федерации и региональной политике Адам Делимханов назвал Чечню «самым надежным форпостом России на Кавказе», подчеркнув, что «никогда более ни чеченский народ, ни территория Чеченской Республики не будут использованы против интересов России»[8].
«Северный Кавказ является надёжным форпостом на южных рубежах Отечества», - прокомментировал итоги мартовского мониторинга восприятия населением ситуации в регионе, проведенном «Левада-центром», глава ЧР Рамзан Кадыров. По данным опроса, 54% россиян назвали обстановку в регионе спокойной и благополучной, 22% отметили тенденцию к улучшению ситуации. Кадыров призвал «призадуматься» тех, кто «носился с лозунгами отсоединения Северного Кавказа от России». «Кавказ был и остаётся опорой и щитом России!» - констатировал глава Чечни[9]. Голос чеченского руководства, говорящего от имени уже не только своей республики, но и де-факто всего Северного Кавказа, звучит все громче и отчетливее.
Появляются и материалы, расширяющие понятие форпоста России на Кавказе с Чечни вплоть до Дагестана[10] и Ингушетии[11]. Авторы подобных текстов полагают, что «пора уже прекратить воспринимать эти территории как проблему и головную боль. Не будь их сейчас в составе России, Кавказ превратился бы в кровавое месиво, которое бы потоком обрушилось бы на равнинную Россию»[12].
«Кавказ - это не просто форпост России, Кавказ - это та артерия, которая свидетельствует о жизни великой России, а Северная Осетия - это форпост Православия!»[13], - заявил на соборной встрече Всемирного русского народного собора, прошедшей во Владикавказе в дни пятилетия бесланской трагедии в 2009 г., тогдашний архиепископ Владикавказский и Ставропольский Феофан.
«Историческая миссия, которая испокон века лежит на плечах жителей всего Северного Кавказа - быть форпостом России на ее южных рубежах, - подчеркнул в ходе общения с членами Ассоциации СМИ Северного Кавказа губернатор Ставропольского края Владимир Владимиров. - Мы, кавказцы, всегда встречали все угрозы первыми. И мы готовы с честью нести эту миссию и дальше». При этом главным мероприятием в повестке дня 2015 г. он назвал празднование 70-летия Великой Победы, а в среди важных мероприятий округа указал празднование двухтысячелетия Дербента[14].
Признавая значимую роль Чечни, Ставропольского края и других субъектов СКФО в обеспечении стабильности и государственных интересов РФ в регионе, следует отметить, что ни один из них не выдвинул «стратегии первенства», признаваемой «соперниками» и претендующей на успех хотя бы в масштабах федерального округа, не говоря уже об общероссийской повестке дня. Отнести к таковым претензии Грозного на роль политического и духовного мусульманского центра Кавказа достаточно сложно, так как они не подтверждаются каждодневной политической практикой.
Однако это замечание в значительной степени можно отнести и к Осетии, особенно если речь идет не о формальных титулах, а о реальном влиянии на ситуацию в регионе и формирование федеральной политики в отношении Северного Кавказа. Бесланская трагедия, оказавшая на Осетию огромное влияние, привела к «осетинской депрессии», симптомы которой были хорошо заметны еще несколько лет назад[15]. Постоянный отток молодого и креативного населения (как осетинской, так и русской и других нетитульных национальностей) в центральную Россию также негативно сказывается на интеллектуальном состоянии осетинского общественно-политического пространства. Создается впечатление, что республика добровольно отказывается от претензий на первенство, которое ей больше «не потянуть».
Ярким примером того, что на самом деле находится в центре внимания североосетинского социума, служит подведение итогов 2014 г. по результатам голосования посетителей республиканского информационного портала «15-й регион». 49% участников опроса назвали главным событием ушедшего года банкротство футбольного клуба «Алания», 22% - крах «Диг-Банка», 15% - рассмотрение «дела Беслана» в Страсбургском суде (первое заседание состоялось 14 октября 2014 г., информации о развитии событий нет), 9% - завершение реконструкции Рокского тоннеля, менее 5% - масштабное празднование юбилея знаменитого осетинского поэта и просветителя Коста Хетагурова. В опросе участвовали около 500 человек[16]. Подводя собственные итоги, журналист Заур Фарниев также отметил три первых позиции, добавив, однако, отклик жителей Северной Осетии на события на Украине, включая отъезд туда добровольцев и внесение в санкционный список Запада сенатора от РСО-А Александра Тотоонова. «Главным вопросом наступившего года», по его мнению, станет то, «останется ли Таймураз Мамсуров (глава республики, полномочия которого истекают в июне 2015 г.) на третий срок»[17].
На фоне соседних республик, соревновавшихся (другое дело, насколько удачно) в организации информационных поводов федерального уровня и прямо заявляющих о претензиях на лидерство на Северном Кавказе, подобное мелкотемье вызывает лишь недоумение. Весьма бледно (хотя и сравнимо) выглядят «северные» итоги и по сравнению с южной частью Осетии, в целом также не блещущей постановкой вопросов мирового или хотя бы регионального масштаба.
Цхинвальская газета «Республика» полагает, что «главным политическим событием в минувшем году следует считать парламентские выборы, в сфере восстановления - выполнение Инвестпрограммы 2014 года, в общественной сфере - сохранение стабильности в обществе». Впрочем, журналисты издания не забыли упомянуть внешнеполитическую деятельность «под знаком событий в Новороссии» (от поддержки «мирных инициатив российского руководства по налаживанию мирного диалога на юго-востоке Украины» до признания РЮО независимости Луганской и Донецкой Народных Республик), съезд осетинского народа, определивший «проблемы и задачи национального строительства», а также 25-летие «с того дня, когда грузинские неофашисты 23 ноября 1989 года пытались прорваться в Цхинвал под предлогом проведения мирного митинга»[18].
Официальное издание «Южная Осетия», помимо перечисленных, указала среди главных событий года политико-правовую оценку действиям Грузии против Южной Осетии с 2004 по 2008 гг., данную парламентом РЮО. В документе констатируется, что в августе 2008 г. Грузия совершила полномасштабную военную агрессию сразу против двух суверенных государств - Южной Осетии и Российской Федерации. Признание РФ независимости РЮО стало «логическим завершением акта о принуждении агрессора к миру и надежной гарантией неповторения геноцида южных осетин»[19]. К сожалению, это важный документ не был доведен до широких слоев общественности даже в самой республике.
Характерно, что, подводя итоги года, на Севере Осетии даже не упоминали ни о «подтвердившем важность национального единения»[20] съезде осетинского народа (проходившего, кстати, во Владикавказе), ни о шедшей весь год масштабной кампании за воссоединение Осетии в составе РФ по примеру крымского прецедента, завершившейся в 2015 г. подписанием обновленного интеграционного договора между РФ и РЮО. Это в очередной раз демонстрирует как глубину различий в устремлениях между двумя частями единого народа, так и исчерпанность предыдущей общественно-политической повестки дня.
Создается впечатление, что геополитическое или хотя бы просто политическое мышление постепенно отходит в Осетии на второй план, уступая место сиюминутным заботам потребительского характера.
На фоне заметного интеллектуального оскудения формируется еще более настораживающая тенденция. Неопределенность содержания понятия форпоста, нуждающегося в обновлении в соответствии с реалиями сегодняшнего дня, а особенно связанных с этим политических и социальных гарантий, приводит к тому, что события в сердце Северного Кавказа начинают напоминать «армянский сценарий».
В декабре 2004 г. в Ереване разразился скандал. Как заявил на встрече с председателем Национального Собрания Армении Артуром Багдасаряном глава Госдумы РФ Борис Грызлов в ходе официального визита в Ереван, «Армения является форпостом России на Южном Кавказе»[21]. Это почетное наименование (Грызлов явно рассматривал его именно так) вызвало бурю возмущения в армянских политических и медиа-кругах. Наиболее четко оно было выражено в редакционной статье портала PanARMENIAN.Net. Приведем аргументацию противников «форпоста» практически целиком.
«Союзнические отношения с Россией не означают, что Армения является форпостом России, - указывается в статье. - В союз вступают с независимым государством на основе взаимных интересов, а не с собственным форпостом. Мы ведь не называем Россию армянским форпостом на основании того, что Россия является нашим союзником. Думаем, самим россиянам определение России как армянского форпоста мало понравилось бы. Армения - независимое государство, имеет собственные интересы и не является ничьим форпостом, авангардом или передовым отрядом. …Армения, конечно же, никакой не форпост, просто не все в столице нашей бывшей родины поняли, что СССР распался 13 лет назад, в т.ч. потому, что армяне не захотели быть ничьим форпостом. Армения нужна Росссии не меньше, если не больше, чем Россия - Армении»[22].
Большинство россиян и армян как тогда, так и сейчас считают звание форпоста, скорее, поводом для гордости. Однако еще десятилетие назад у значительной части армянского политического класса под воздействием массированной прозападной пропаганды и российских внешнеполитических ошибок сложилось иное мнение. Следованием «антифорпостным» курсом ведет к постепенному отрыву Армении от России, что, в случае успеха этого проекта, будет иметь катастрофические последствия, прежде всего, для армянской государственности. Реакция части армянского общества на трагические события в Гюмри, где служивший на российской военной базе солдат-срочник в необъяснимом припадке перебил целую семью местных жителей, включая детей[23], показывает, что ментальный «отход» от России отчасти уже совершился.
Подобные процессы постепенно развиваются и в Осетии. Примеров тому становится все больше. В прошлом году, когда Россия и весь мир отмечали десятую годовщину бесланской трагедии, некоторые местные комментаторы опустились до прямых оскорблений в адрес федерального центра и русских как таковых. По мнению этих Интернет-«оппозиционеров», пока выступающих под псевдонимами, осетины в глазах русских - якобы «люди третьего сорта», которых можно «убивать и сжигать безнаказанно»[24] и т.п. Несмотря на бездоказательность и очевидный умысел на разжигание межнациональной и межрелигиозной розни, подобные комментарии по непонятной причине до сих пор не убраны модераторами дискуссий.
В общественное сознание вбрасывается вздорная мысль, что нынешний статус российского форпоста якобы навязан Осетии, а не является ее свободным выбором, в силу чего якобы «разлагает и лишает идентичности» осетинскую нацию[25]. В качестве решения предлагается отказаться от подобных сверхзадач[26], поставив перед собой банальную цель поступательного социально-экономического развития, не претендуя на что-то большее.
Характерно, что идеи отказа от роли форпоста (как и ориентации на Россию в целом), во всяком случае, в первый период их возникновения и «тестирования», возникали не в самой Осетии, а привносились извне. Идеологами и трансляторами низведения республики до статуса рядового субъекта и растворения в «кавказском море» в публичном пространстве предсказуемо выступали либеральные публицисты и «правозащитники», вещавшие с Запада или нашедшие там приют (десятилетие спустя некоторые оказались даже на Украине)[27].
Правда заключается в том, что форпост - это историческая судьба. Ее не выбирают, от нее не отказываются. Альтернативой исторически принятой на себя миссии может быть только прозябание на геополитических задворках Кавказа, да и то - недолгое. «Форпост или будет в руках осетин, или не будет в руках никого», - констатировал историк Руслан Бзаров[28]. Жизнь, однако, показывает, что это понятие необходимо как можно скорее наполнить современным, интересным и ярким содержанием в соответствии с требованиями времени[29]. Это в полной мере зависит как от руководства, так и от всего осетинского общества, в особенности молодежи. К сожалению, пока Осетия не предъявила ни себе, ни Кавказу, ни всей России креативных идей и проектов, прежде всего, в идеологической и общественно-политической сферах. Между тем времени для их формулировки и тем более реализации становится все меньше и меньше.
Яна Амелина,
секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба
Источник и Примечания
