Государственник до мозга костей, жесткий администратор, принципиальный, въедливый и требовательный руководитель и в то же время человек, на протяжении всей своей жизни находившийся в поисках согласия. Таким мне запомнился первый Президент Дагестана Муху Гимбатович Алиев. С 2010 года я неоднократно пытался взять у него интервью. Но Муху Гимбатович был непреклонен, твердо соблюдая данный самому себе обет медийного молчания. Нарушил его он только по случаю 75-летнего юбилея… Мы публикуем лишь маленькую часть его откровений о Путине, Дагестане, России, о «паутине», о «своеобразном» уходе с должности, компромиссах во имя республики и бескомпромиссности в ее же интересах.
– Муху Гимбатович, в начале 2007 года, когда я только пришел по Вашему приглашению на работу в Администрацию Президента и Правительства РД, мне попало письмо на Ваше имя от жителя Хунзахского района с просьбой провести газ. Я помню, мы даже писали ответ, что это экономически нецелесообразно, нет денег, вообще невозможно. Но через относительно небольшой период времени газ пришел в горы. И не только в Хунзахский район… Как Вам удалось уговорить Владимира Путина решить такой сложный и важный для горного Дагестана вопрос..? Понятно, что «Газпрому» не интересно было тянуть магистральный газопровод по горным перевалам в малонаселенные районы. Как удалось сделать невозможное?
– 9 января 2008 года – в первый рабочий день нового года – я был у Владимира Путина (в резиденции Ново-Огарёво. – Прим. «МИ») и при встрече поставил основные вопросы развития республики. Военный городок в Ботлихе был закончен, закончили мы и 28 погранзастав, которые строили в Дагестане. Всю эту работу мы сделали за два года, хотя вопросов, ты помнишь, было много, в первую очередь, земельных... В Цумадинском, Цунтинском районах, в Тлярате заставы были проблемные, приходилось ездить. Одному Ботлиху сколько совещаний было посвящено. Ну, федеральный центр был доволен, что эта работа за короткий период была доведена до ума, и, видимо, соответствующая информация была у Путина, у ФСБ и так далее.
Я доложил Владимиру Владимировичу, что эти работы закончены, но есть у нас серьезные проблемы, связанные с Гимринским тоннелем, с газификацией горных районов… Он очень внимательно выслушал, а наши письма расписал. Повторяю, это было 9 января 2008 года. 4 февраля, не прошло и месяца, Путин прилетел в Ботлих.
С ним было 5 или 6 федеральных министров: образования, здравоохранения, транспорта, внутренних дел, обороны, был Алексей Миллер (глава ОАО «Газпром». – Прим. «МИ»), Николай Патрушев (тогда еще директор ФСБ России. – Прим. «МИ»), Григорий Рапота (тогда полпред Президента РФ в ЮФО. – Прим. «МИ»). Даже не знаю, приезжал ли такого рода десант высокопоставленных работников когда-либо в Дагестан. Это был такой шаг со стороны Президента, как бы подводящий итог периоду, связанному с конфликтами, войнами на Кавказе, в Дагестане, также он ознаменовал начало другого периода развития республики. Он (В. Путин. – Прим. «МИ») там награждал меня, вручил орден Почета. И там же начался этот разговор. С тоннеля… Мы же все помним, в каком состоянии он находился – ни пройти, ни проехать. Я Владимиру Владимировичу говорил, что другой дороги в Ботлих, в военный городок, нет. А ехать военным с их техникой по такому тоннелю – это большая проблема. И люди без конца жалуются. Тоннель даже не находился на балансе у дорожников. Его построили в свое время энергетики при возведении ГЭС. И вот пошла у нас дискуссия. Ну, видимо, внутренне Путин был готов к этому. Он спрашивает Игоря Левитина (тогда министр транспорта РФ. – Прим. «МИ»): «Что нужно тебе, чтобы сдать тоннель?» Он говорит: «У меня его даже на балансе нет». – «Передадут тебе на баланс». – «Дальше что? Деньги нужны». – «Ну, а сколько примерно?» – «5 миллиардов». – «Хорошо. А у тебя деньги есть?» – «Нет у меня денег». Пока ты не найдешь, мы тебя здесь, в горах, говорит, оставим. Так пошутили (смеется). И вопрос с тоннелем был решен. Хочу подчеркнуть, это был кризисный 2008 год.
Да, и потом даже после того как Владимир Владимирович стал председателем правительства РФ (в мае 2008 г. – Прим. «МИ»), он мне звонил: «Ну, ты хоть уточни, эти 5 миллиардов достаточны для того, чтобы завершить тоннель в 2010 году?» Мне наши дорожники говорили, что даже в 2009 году можно завершить, если такие деньги будут. Но когда деньги приходят, то дорожники, строители ведут себя по-другому. В 2009 году стали говорить, что дополнительно не менее миллиарда рублей потребуется. На самом деле дополнительные средства, видимо, были нужны. Проект же был составлен еще в советские времена, а тут надо было с учетом бандформирований, которые в этом районе действовали, принять дополнительные меры по усилению безопасности и так далее. То есть понадобились еще средства. Но все вопросы для ввода тоннеля в 2010 году были решены.
Потом начали обсуждать вопросы газификации. Естественно, газовикам не выгодно было тянуть газ по такому сложному рельефу. Я помню, Александр Ананенков (зампред. правления ОАО «Газпром». – Прим. «МИ») сюда приезжал и сказал, что им в жизни никогда не приходилось в таких условиях, на таких скалах работать. Техника падала, аварии были, ЧП…
Ну и по этим нашим селам тянуть эти газопроводы, отводы им было сложно, да и желания не было. Но я поднял на совещании в Ботлихе этот вопрос. Надо сказать, и Миллер, и Левитин всегда очень хорошо относились к Дагестану. Они мне все время говорили: финансы, финансы, надо с правительством работать…
Поднял вопрос о газификации Ботлиха и Цумады вначале я. Миллер сказал, что нет проблем, мы до Ботлиха газопровод-отвод уже построили, до Агвали тоже доведем. Но что касается внутренней разводки по селам, то, по словам Алексея Борисовича, это дело местных органов власти, «по закону я не имею права отвлекать средства на это. Это не полномочия «Газпрома». Путин ему говорит: «Слушай, а когда была война в 99-м году, здесь не было наших войск, они, горцы, взяли на себя наши полномочия по защите страны от бандитов, террористов. Они же не спрашивали тогда, чьи это полномочия. Ты найди деньги. Эти два района ты должен газифицировать за счет собственных средств». Такое решение и было принято.
Потом Владимир Владимирович мне говорит: «А остальные районы?» Я сказал: «А с остальными районами мы сами решим за счет республиканских средств и за счет муниципалитетов, хотя они и высокодотационные». Вот таким образом была достигнута договоренность о газификации Гумбетовского, Хунзахского и остальных районов. Эту работу должны были закончить до 2010 года. И это реально можно было сделать, если бы не последующие события...
По Хунзахскому району очень помогал Керим Басирович (Гусейнов, генеральный директор ООО «Газпром трансгаз Махачкала». – Прим. «МИ»). Еще в Народном Собрании мы с ним многократно обсуждали варианты газификации Хунзахского района, но не находили пути решения проблемы. До Гергебиля же подведен газ. Несколько раз туда ездили, обсуждали, можно ли оттуда протянуть. Но сказали, что это совершенно невозможно: скалы, плохие дороги и так далее. То есть вопрос был закрыт. А хунзахцы, как ты говоришь, при каждой встрече и до меня, и при мне постоянно поднимали вопрос. Даже говорили: «Памятник поставим тому, кто проведет газ».
Мы с Керимом Басировичем у Левитина обсуждали эти вопросы. Левитин, конечно же, видел, что через два горных перевала надо в Хунзах подвести газопровод-отвод. Но он сказал: «Я понимаю, есть большие проблемы, но поскольку это родина президента Дагестана, мы пойдем на это». Эта работа была закончена за полтора года, в 2009 году. Часть денег мы в том же году дали для того, чтобы начать газификацию Хунзахского района. Но надо же было эту работу выполнять! (характерно сжимает кулак). Пять лет прошло, ничего, кроме нашего села (Тануси. – Прим. «МИ»), там не газифицировано. И в других районах тоже эта работа не закончена. Везде, наверное, какие-то причины есть. Но было же поручение президента страны! При желании, наверное, можно было довести эту работу до конца.
Вообще для Дагестана, для высокогорных районов просто исторически важные решения были приняты президентом страны. И поэтому одно дело приезд Путина в Ботлих во время войны – это тоже имело большое значение – моральная поддержка и т. д., но в мирное время взять вот такой блок правительства, решить инфраструктурные вопросы... Это был сигнал к тому, что начинается новый этап в развитии республики. Потом он вот так же поддерживал нас в вопросах развития энергетики. Помните, у нас специальная программа развития энергетики с «ГидроОГК» была подписана? Мы закончили Ирганайскую, начали Гоцатлинскую ГЭС... Она тоже в 2012 году должна была быть готова…
«ДАГЕСТАН ДЛЯ ПУТИНА – ЭТО ТАКАЯ БОЛЕВАЯ ТОЧКА…»
– Как у Вас складывались отношения с Владимиром Владимировичем? Были ли Вы знакомы до 2006 года. Как Вам поступило предложение возглавить республику? Было ли оно для Вас неожиданным?
– Ну, в каком смысле знакомы..? Первая встреча у нас состоялась в 1999 году, как только Владимир Владимирович стал исполняющим обязанности председателя Правительства РФ. В первые дни нападения боевиков на Цумадинский район состоялось закрытое заседание Совета Федерации. На этом заседании были Путин, был тогдашний министр обороны (Игорь Сергеев. – Прим. «МИ»), министр внутренних дел Рушайло и другие. Я тогда был членом Совета Федерации. Мы с Егором Семеновичем (Строевым – председателем СФ ФС РФ. – Прим. «МИ») договаривались до их прихода провести заседание Совета палаты и дать мне возможность подробно проинформировать членов Совфеда о ситуации в Дагестане, ответить на все их вопросы... Я ему сказал: «Сейчас они (силовики) придут на заседание и все будут говорить неправду, что в Дагестане обстановка контролируемая, мы преувеличиваем опасность и т.д...». А фактически обстановка была очень плохая. В республике тогда оставался Магомедали Магомедович (Магомедов – председатель Госсовета РД. – Прим. «МИ»). Так как до начала заседания мы разговаривали на эту тему с коллегами, и они имели исчерпывающую информацию, все сенаторы были настроены против силовиков и прочих. И все, включая меня, выступили с критикой: «Мы вот так Чечню чуть не потеряли, теперь и Дагестан хотите?» Путин там не выступал. Он был новый человек. Вот так состоялась моя первая встреча с Владимиром Владимировичем. После этого были приняты меры. В Дагестан самолетами перебрасывали оружие, чтобы раздать нашим людям. Целая история была…
Потом в 2005 году он награждал меня, тогда еще Председателя Народного Собрания РД, орденом «За заслуги перед Отечеством 3-й степени». Кстати, парламент у нас тогда был боевой, один из работоспособных, пользовался уважением, по крайней мере, здесь, в Южном федеральном округе… Много было хороших инициатив, которые обсуждала тогда вся страна. После 99-го года мы принимали решение, что депутатов надо лишить неприкосновенности. Потом было второе решение – судимых за корыстные преступления вообще не избирать депутатами. Сумели мы это здесь принять, причем раньше федерального центра. В 2004 году я был назван спикером года. Так, видимо, Владимир Путин заметил меня… Дагестан для него – это была такая болевая точка, проблемный регион…
– А кто Вам первый озвучил это?
– Озвучил полпред Президента РФ в ЮФО Дмитрий Николаевич Козак. Он меня пригласил, сказал, вот такая у нас есть идея. Я вообще не ходил, не обращался, не искал эту работу. Понимал, какой это груз, какая ответственность на меня ложится… Поэтому на первой пресс-конференции с Козаком, которую мы проводили, я на вопрос какого-то журналиста отвечал: «Я сам себе не завидую». Это было в заголовках многих газет.
– А сейчас поддерживаете отношения? С Козаком, с Патрушевым...
– Сейчас же я как бы от властей далеко нахожусь, надобности в общении нет. Но, действительно, с Николаем Платоновичем (Патрушевым. – Прим. «МИ»), с Дмитрием Николаевичем по любому вопросу можно было общаться, заходить. И сегодня можно зайти, если какая-то надобность есть. Отношения были хорошие, ровные. Дагестану тогда помогали активно Фурсенко, Голикова, Миллер, Гордеев, Левитин, как уже выше говорилось, и многие другие.
«ПРОБЛЕМА ЛЮБОЙ ВЛАСТИ – ЭТО КАДРЫ»
– Вы в первый же год своей работы, отменили ряд собственных кадровых решений. С чем это было связано?
– Давай начнем с того, что я на протяжении всей своей жизни как в советское, так и в постсоветское время очень оберегал людей, с которыми доводилось работать, тем более которых я сам подбирал, назначал. Самым неприятным для меня бывало сказать человеку о том, что он не обеспечивает тот или иной участок работы и ему надо уходить с должности. Снисхождения не бывало тем, кто замечен в злоупотреблениях, нарушениях закона. Назначенные при мне на те или иные должности люди в подавляющем своем большинстве работали хорошо, обеспечивали порученное им дело. В то же время нельзя забывать, что проблема любой власти – это кадры.
Практически все проблемы Дагестана были связаны с властью. Обстановка до моего избрания президентом была изложена в Справке Аппарата Полномочного представителя Президента РФ в ЮФО (так называемая «Справка «Козака». – Прим. «МИ») «О ситуации в Республике Дагестан и мерах по ее стабилизации». Она в газете «Черновик» была опубликована почти полностью. Там был вывод, что накопление нерешенных социально-экономических и политических проблем в республике приближается к критическому уровню и их дальнейшее игнорирование может уже в краткосрочной перспективе привести к непредсказуемому развитию событий. В Дагестане за 2004-2005 годы погибло гражданских лиц и работников правоохранительных органов больше, чем во время войны 1999 года. Похищения людей, большой отток населения, 50% экономики в тени. Почти половина населения была занята в неформальном секторе. У нас была странная экономика. Лидеры в темпах роста экономики в стране и отсутствие адекватных налоговых поступлений, большие долги по социальным пособиям, зарплате. Обстановка была достаточно плохая. И вывод был, что все упирается в эффективность власти, в открытость, близость к людям и т.д.
Если не навести порядок во власти, ничего в Дагестане невозможно делать ни тогда, ни сегодня, ни в будущем. Поэтому моя задача была, в первую очередь, навести порядок в органах исполнительной власти. Я имею в виду республиканский уровень. Территориальные подразделения федеральных органов власти не подчиняются главе республики напрямую, местное самоуправление тоже как бы стоит особняком. Поэтому мы начали работу по очищению республиканских органов власти от криминальных, полукриминальных структур, кланов. Вопрос этот практически был решен в части республиканских органов исполнительной власти. Многое было подправлено и при выборах в Народное Собрание РД. Вообще с проведением административной реформы в Дагестане мы опоздали на три года. Ее надо было проводить раньше, вместе с Москвой. Административная реформа – это, прежде всего, оптимизация структуры органов исполнительной власти, упорядочение функций, демократизация управления, реформа государственной службы, реформа местного самоуправления. Приметами времени стали аттестация, открытый подбор кадров, горячая линия, регулярные поездки в районы и города, координация проверок федеральных и республиканских контрольно-надзорных органов, формирование таких институтов гражданского общества, как Общественная палата и Уполномоченный по правам человека, образован молодежный парламент, первый бизнес-инкубатор, первый технопарк, первый многофункциональный центр предоставления государственных и муниципальных услуг населению в электронной форме, массовая компьютеризация и многое другое. В Дагестане даже у Главы республики не было своего официального сайта. Дагестан был единственным субъектом на территории Российской Федерации, где не было электронного документооборота из-за недоверия к республике (воздушные авизо, фирмы-однодневки для обналичивания и отмывания денег и другие «изобретения в этом роде»). Для нас был установлен Особый порядок прохождения платежей. О каком привлечении инвесторов, инвестиционной политике можно было говорить в таких условиях? Прохождение денежных средств до потребителей увеличивалось по времени в два-три раза. Мне пришлось более двух лет биться над решением этой проблемы. Это была внешне незаметная работа, в том числе для подавляющего большинства журналистов. Многие говорят: «Что Муху Гимбатович сделал? Тоннель Гимринский, Дворец спорта в Каспийске построили, в Хунзах газ провели». Если говорить об объектах, введенных и строившихся в те годы, ради справедливости надо бы вспомнить хотя бы кардиологический, физиотерапевтический центры, Лезгинский театр в Дербенте, некоторые из них – долгострои, начатые еще в советские годы, строились Гоцатлинская ГЭС, республиканский травматологический центр. Введены малые ГЭС – Агульская и Магинская, а также Гельбахская. Построена школа для одаренных детей имени Мурада Кажлаева. Заасфальтированы дороги до Ботлиха, Тпига, Кумуха, Рутула. На стадии завершения была автомагистраль «Махачкала – аэропорт» (оставалась последняя очередь). Было начато асфальтирование дорог до Чароды, Гумбета, реконструкция автомагистрали М-29 (Ростов – Баку). Одних современных типовых больниц было построено более 20, Фапов – более 70, построены 62 новые школы и т.д. Произошел перелом в вопросах финансирования программы восстановления Ауховского района и переселения лакцев Новолакского района на новое место жительства. В «Новострое» было построено более 700 жилых домов. Это больше, чем за десять предыдущих лет. Практически полностью переселено население селений Ахар, Шушия, Дучи. Власти всех уровней в первую очередь должны решать эти и другие инфраструктурные проблемы, особенно в Дагестане. Но не менее важны проблемы самой власти, ее открытости, прозрачности, как любят говорить, порядочности. В связи с этим очень важна для нас реальная административная реформа. Например, конкурсный подбор кадров – ну что может быть лучше, если честно проводить его. Повторю еще раз, органы власти должны демонстрировать свой престиж не только и не столько строительством каких-то даже весьма значимых объектов, успехами в спорте, отдельными достижениями и т.д., сколько постоянно улучшая качество повседневной жизни граждан, условия их развития.
– Я помню Вашу фразу, что «других людей у нас нет»…
– Новые люди с неба не падают. Но потихоньку старые тоже подтягиваются. Власть – это управление для людей, в интересах людей. Она должна работать на общее благо, а не строить капитализм для своих кланов, родственников. Это самые главные проблемы. Этим мы занимались, но за 4 года невозможно эту проблему решить. Некоторым государствам на это 20-30 лет и более потребовалось. Вот в России после развала Советского Союза почти 25 лет прошло… И что? Начинались эти административные реформы, потом их бросали, снова начинали и опять бросали. Сегодня тоже административная реформа не доведена до конца, нет нормальных федеративных отношений, которые должны быть в государстве, не решены многие другие вопросы. И поэтому часто за многими процессами в стране стоят не законы рынка, а руки олигархов. Это большая, сложная проблема, но без изменений во власти ничего не будет. Я в каком-то интервью говорил, что мы пытались изменить философию власти. Это может создать предпосылки для развития, модернизации экономики, промышленности, для социальных преобразований. У нас ведь как? Были очень высокие темпы развития экономики в начале 2000-х годов. Это объяснятся тем, что падение было очень глубокое. Но, если это не мифический, а реальный рост, то за ним должны расти налоги – не было, должны создаваться рабочие места – не было... Из-за плохой собираемости налогов не удавалось решить социальные проблемы. За 4 года (то есть с 2006 по 2010 год. – Прим. «МИ») в Дагестане в 2,5 раза вырос валовый региональный продукт, а по инвестициям на душу населения мы даже превзошли средние цифры ЮФО. В социальном плане многое было сделано: вернули горячее питание в школах, увеличили даже во время кризиса детские пособия, на 70% увеличили зарплату библиотекарям, работникам культуры. Ансамбль «Лезгинка», Театр оперы и балета – им в 1,5-2 раза увеличили зарплату. Пенсии увеличили бывшим партийным работникам, жилье выделяли семьям погибших милиционеров… Многие социальные вопросы удавалось решить. Можно было бы и больших результатов достичь. Позитивным процессам всячески сопротивлялись кланы, религиозные экстремисты. Создавали проблемы и некоторые федеральные чиновники.
«ПОЛИТИКА – ЭТО ПОИСКИ РАЗУМНОГО КОМПРОМИССА»
– Я помню, что последние год-полтора Вы выдерживали очень большое давление со стороны... одного известного олигарха. Было и информационное давление, и административное… Проплаченные статьи, попытки через Москву назначить каких-то людей на должности… Вы вели активное противодействие, на мой взгляд, не проиграли ни одной битвы, хотя бытовало мнение, что Вам надо было пойти на определенные уступки… Какова Ваша позиция на сегодняшний день?
– Политика – это компромисс в разумной форме, это уступки, это переговоры и т.д. Но бывает предел, который нельзя переступать, когда переговоры могут превратиться в соглашательство, в беспринципность. Если, например, любой олигарх, какой бы он ни был, ставит какой-то вопрос перед тобой, то нормальный, разумный руководитель, если это возможно, всегда пойдет ему навстречу. А если он ничего тебе не говорит и пытается доказать, что власть в Москве, в каких-то федеральных структурах ему принадлежит, и что он там будет делать все, что захочет, и чтобы я, не задавая лишних вопросов, выполнял все манипуляции, которые они там в московских кабинетах сочиняют, тогда здесь работать президентом невозможно. Тогда и их надо по совместительству поставить руководителями и идти у них на поводу. У меня нет оснований по многим вопросам говорить о вмешательстве, но, например, Сердюкову (экс-министр обороны РФ, проходивший свидетелем по делу о многомиллиардных хищениях в подведомственном Минобороны «Оборонсервисе». – Прим. «МИ») зачем нужен был дагестанский налоговик? Ну, хорошо Сердюкову это нужно было, но что же Кудрин (тогда зампред Правительства РФ – министр финансов РФ. – Прим. «МИ»), который курирует эти вопросы и который трижды мне говорит «завтра, через месяц, после Нового года решим», ничего не может делать?
Это большая проблема. Например, порядок согласования федеральными органами кандидатов на должности руководителей своих территориальных органов. Освобождают – надо согласовать. Не согласовывают. Назначают – поручают главе района, спортсменам провести его на рабочее место. Ну что это такое? К кому здесь пойти на поклон, как ты говоришь, с кем вести переговоры? Если с тобой никто не говорит, если мне никого не предлагают, говорят, наоборот, дай предложение. Даю три предложения – изучают 8 месяцев. А потом вдруг поручают «кизлярцам» привести этого налоговика. В Ростове, в ЮФО никто об этом не знает, здесь никто ничего не знает – что за партизанщина? Такими брутальными методами разве можно решать вопросы? И, конечно, мы не дали их решать. И этот, и другие вопросы не дали! (лицо суровеет, рука решительно сжата в кулак).
Среди дагестанских предпринимателей немало и таких, которые помогают республике, своим районам, городам. Вот проект высокогорной горнолыжной базы «Чиндирчеро», который реализовывал Гаджи Омаров. Я даже понятия о нем не имел, пока не был завершен первый этап. В 2008 году его пригласили ко мне. После я поехал в Акуша и удивился.
Тысячи туристов зимой приезжают туда из Москвы, из других регионов. Один из наших кураторов, который когда-то в администрации Президента РФ работал (Шемякин. – Прим. «МИ»), мне звонил, говорил, что каждой зимой сюда приезжает… Гаджи Омаров потом рассказал мне, чего он только не видел в ходе этого строительства: то ему землю не давали, то еще что-то. Я потом там провел совещание, чтобы ему помочь. Вот один пример. Или вот братья Абдулкеримовы из Ахтов, живущие в Москве, – тоже состоятельные ребята. Создали фонд, назвали именем своего отца – учителя, купили тысячу компьютеров и бесплатно раздали по школам республики…
– Я знаю, что наличие родственных связей с Вами иногда даже вредило карьере. Например, с приходом на должность президента, вы заставили свою супругу (Зайнаб Азизовна. – Прим. «МИ»), которая долгое время проработала в Управлении по кадрам и госнаградам Госсовета РД, уволиться…
– Я уже отвечал на этот вопрос «Дагправде». Ну что мы будем о ней сейчас говорить, тем более она может услышать и заберет все, что есть на столе (смеется). В условиях Дагестана это очень серьезная проблема. Здесь у руководителей, в разный период стоявших во главе республики, был разный подход. Их родственники, земляки и так далее тихо-тихо лезли во все структуры. Если не первым, то вторым лицом, если не вторым, то третьим. А после развала Советского Союза просто нагло стали выдвигать. В советское время это не поощрялось, наказывали, снимали с работы. Я же в обкоме партии работал, знаю. Иногда это даже от руководителя не зависит, это зависит от того, какие тебе достались родственники. Но в результате получается, что не только руководитель управляет, но и его родственники…
Мы в советское время иногда назначали так: если он из Хунзаха назначаем в Гергебильский район, из Гергебиля – в другой, иди там работай. Родственники не пойдут же за ним. Это практика оправдывала себя. Поэтому кланы, родственники – эта хорошо, когда они своими делами заняты. Но, пользуясь положением руководителя, они не должны захватывать экономические и политические рычаги в районе, республике. Сказанное мною, конечно, не означает, что принадлежность к тому или иному клану должна закрыть дорогу во власть, бизнес, другие сферы способным людям. Нет. Сказанное означает, что человек должен продвигаться именно благодаря своим способностям, а не кровнородственным связям.
«ГОССОВЕТ СЫГРАЛ ПОЛОЖИТЕЛЬНУЮ РОЛЬ В ИСТОРИИ ДАГЕСТАНА»
– Какую оценку Вы можете дать Госсовету? Почему население республики два раза на референдумах отказывалось от утверждения должности президента?
– В целом я считаю, что Госсовет сыграл положительную роль в истории Дагестана. После развала Советского Союза, в начале 90-х годов, в республике был тяжелейший период, когда очень активно стали работать национальные движения. Я помню, сколько они нам хлопот доставляли. Я встречался с ними многократно. В целом эти движения неплохую роль сыграли в вопросах развития национальных культур. Но некоторые были очень радикальные, с требованием федерализации Дагестана. Это было опасное направление – разрушить единство, территориальную целостность республики. Были и радикальные религиозные движения, требовавшие создания исламского государства… Многих из них объединяло требование отставки Верховного Совета, правительства. Они говорили: «Магомедов, Алиев, Мирзабеков (Абдуразак Марданович – с 1987 по 1997 г. – председатель Совмина ДАССР/ДССР, Председатель Правительства РД. – Прим. «МИ») – это старые кадры, их надо отправить в отставку». Но если бы на наше место они пришли, я не знаю, что было бы в Дагестане. Вот в то время, в 1994 году, была принята Конституция Дагестана и создан Госсовет, сформированный по национальному принципу – от каждого народа (большого и малого) избирался один представитель. И руководитель республики (председатель Госсовета) должен был избираться от одного народа с последующей заменой через определенное время на представителя другого народа. Идея была хорошая. И это – создание Госсовета, принятие Конституции РД, первый Съезд народов Дагестана – спасло тогда республику от развала, от федерализации, от попыток создания по национальным признакам каких-то территорий. Поэтому в целом это был акт такой положительный. Потом мы и парламент стали формировать по национально-территориальным округам, по национальным квотам и т.д. Это тоже на определенном этапе себя оправдывало. Но со временем, когда начался процесс реформирования, когда к власти пришел Путин, в ходе укрепления вертикали власти Госсовет был упразднен.
В Дагестане против института президентства голосовали потому, что видели уже одного президента – Бориса Ельцина, который наобещал тут, раздал «вольницы» – кто что хотел, то и делал, в том числе и в Дагестане.
А народ же наш, как дети, верили всем этим сказкам, что будем жить как в Европе… Потом у соседей были уже президенты – Гамсахурдия (Звиад Константинович – первый президент Грузии с 14 апреля 1991 по 6 января 1992 г, свергнут в результате переворота. – Прим. «МИ») – «Грузия для грузин», Эльчибей (Абульфаìз Гадиргулиì оглыì – 2-й президент Азербайджанской Республики с 17 июня 1992 по 10 октября 1993 г. – Прим. «МИ») в Азербайджане, которые на такой националистической волне тоже ничего хорошего не сделали. И у многих дагестанцев было представление, что президенты – это вообще зло. Плюс природная тяга нашего народа к коллективному решению вопросов, начиная с сельских сходов и т.д. Так получилось, что я был первым президентом… Отношение к этому институту в Дагестане было выжидательным, люди смотрели, чем все закончится. Представляется, что все-таки институт президентства у нас в республике сформировался, закрепился… Мне же надо было новую форму государственного управления утверждать, проводить структурные изменения в администрации, Правительстве. Но самое главное – каких-то глупостей нельзя было делать, чтоб не говорили потом, как об Эльчибее, Ельцине, Гамсахурдия. Надо было приводить избирательное законодательство в соответствие с федеральным, уходить от национально-территориальных округов. Можно сказать, что в эти же годы начался и новый этап парламентаризма в Дагестане.
– А можно было трансформировать Госсовет, условно говоря, в Верхнюю палату республики?
– Я думаю, нет. Потому что верхние, нижние палаты – это тоже дорога к федерализации Дагестана.
– Вы много лет проработали с Магомедали Магомедовичем, но у вас были и остаются, мягко говоря, не простые отношения…
– Какие бы разногласия у нас ни были, мы были едины в том, что судьба Дагестана – только в составе Российской Федерации и вне России сохранить целостность республики будет очень трудно. Мы были одного мнения и в вопросах сохранения единства Дагестана.
«Я СЕБЯ БОЛЬШИМ УЧЕНЫМ НЕ СЧИТАЮ»
– В 2010 году Вам предлагали пост вице-спикера Совета Федерации. На тот момент ни один выходец с Северного Кавказа не занимал такой высокой должности. Но вы отказались…
– Был до этого Коков... (Президент КБР и одновременно с 1996 по 2001 год зампред Совета Федерации ФС РФ. – Прим. «МИ»). Почему я отказался? Когда мне эту должность предлагал, Дмитрий Медведев сказал: «У вас большой опыт парламентской работы, и вы хорошо знаете Кавказ». Но при принятии реальных решений в реальных ситуациях по Дагестану в те годы я не почувствовал к себе такого отношения. Поэтому и не принял это предложение.
– Абдусалам Гусейнов – экс-директор Института философии РАН, где Вы сейчас работаете, считает, что у Вас большой научный потенциал. Не жалеете, что не сделали раньше свой карьерный выбор в пользу науки?
– Ну что жалеть… Но и в политике, считаю, я тоже немало обрел. Я видел столько интересных людей в Дагестане, в стране, в мире. Там, где я работаю, действительно много блестящих российских ученых. Я себя большим ученым не считаю, я это вижу, когда работаю рядом с теми людьми, которых знает и страна, и мир.
– Был период, когда Ваши противники обвиняли Вас в отсутствии должной для Дагестана религиозности, что Вы не ходите по пятницам в мечеть и т.д. Но при этом Вы активно общались, дружили с лидерами Ближнего Востока, один приезд Махмуда Аббаса в Дагестан чего стоит…
– Я не считал и не считаю себя религиозным человеком. У меня не получается соблюдать все религиозные обряды. Но в то же время мои родители были религиозными людьми, я с большим уважением отношусь к свободе совести. В тот период, когда я работал руководителем, к нам приезжало много делегаций религиозных организаций со всех концов страны. Я их много раз принимал. И лидер Палестинской национальной автономии Махмуд Аббас прилетал, был в республике несколько дней. Он даже собирался здесь, около Дворца спорта, в Каспийске, пятизвёздочную гостиницу строить, своих представителей сюда присылал...
«НИЧЕГО БЫ Я НЕ ИЗМЕНИЛ»
– При Вас доходная часть республиканского бюджета увеличивалась в среднем на 40% в год. Как это удавалось? Как вообще республике удалось пройти сложный период 2008-2009 годов без потерь, без массовых увольнений и сокращений зарплат?
– Удалось это сделать и просто и непросто одновременно. На начало 2006 года было почти миллиард рублей долгов: зарплата, детские пособия и т.д. Я собрал тогда всех глав муниципальных образований, всех налоговиков и сказал: «Если вы задание по налогам не будете выполнять, ни один из вас работать не будет. Минимум 50% экономики Дагестана в тени. Мы не получаем адекватных налогов от алкоголя, от горюче-смазочных материалов, от строительства». Приводил массу примеров. Каждый месяц их собирал. И эти данные мы публиковали в газете «Дагправда». За два-три месяца как миленькие все задания выполнили. Никто не хотел уходить с работы.
Мы за первый год-полтора имели более миллиарда рублей сверхплановых доходов. Эти деньги позволили восстановить в школах детское питание, библиотекарям на 70% увеличить зарплату. Вот что такое налоги. Но это чисто административные рычаги, понимая психологию наших людей. Потом со временем активнее пользовались рыночными механизмами, экономическими стимулами. Для многих глав муниципальных образований большую роль тогда играли и моральные стимулы, доброе слово в адрес тех, кто хорошо работал и т.д. Дополнительные доходы позволяли строить в районах и городах крупные объекты – школы, больницы, дороги… Плюс Москва тоже помогала. На каждый республиканский рубль в рамках программы софинансирования, Центр мог дать от 3 до 10 федеральных рублей. Это очень выгодно для республики. Мы ежегодно получали не менее 10-12 млрд рублей капвложений.
– Если вернуть все назад, что бы Вы сделали иначе на посту президента?
– Ничего бы не сделал! Абсолютно ничего. Все было правильно намечено: административная, бюджетная реформы, реформы местного самоуправления, государственной службы. Стратегия социально-экономического развития республики была принята… Два года ее обсуждали, ни один документ, даже Конституцию РД, не обсуждали так долго. Были четко определены приоритеты, основные направления, механизмы, осуществлялся открытый подбор кадров. Все было нацелено на то, чтобы идти по этому пути. И можно было бы идти… Ничего бы я не изменил.
«ИСТОРИЧЕСКОЕ БЕСПАМЯТСТВО – ЭТО ПЛОХАЯ ВЕЩЬ»
– Вы выходец из партийной системы. Как помогла Вам в карьере партийная школа и не мешает ли нашей стране развиваться отсутствие идеологии?
– В Советском Союзе была хорошая школа подготовки, переподготовки, резерва кадров. Ошибок, конечно, тоже хватало. Но такого, как сейчас, когда не поймешь, откуда человек попал во власть, – не было в советское время. Все-таки на порядок лучше была поставлена кадровая работа. Для людей моего поколения присущ, может быть, некоторый консерватизм, который неизбежен в работе. Прежде чем принять решение, много раз думаешь: это хорошо или плохо? Где-то, может, это мешает, где-то наоборот... Я часто сталкивался в Москве (не говоря о Дагестане) с решительностью кадров постсоветского периода. Чаще всего эта решительность вытекала и сегодня вытекает из их непрофессионализма и отсутствия стратегического мышления. От этого вреда для общества больше, чем от консерватизма моего поколения.
А что касается идеологии… В советское время была одна идеология. Вы тоже из СССР, и это знаете. Но, я думаю, одна идеология лучше, чем деидеологизация, которая произошла после развала Советского Союза. Говорили, что не нужна стране идеология – это была величайшая глупость, беда нашего государства. Деидеологизация хуже, чем моноидеология.
Да, не должно быть в стране одной навязываемой всем идеологии. Но не может быть так, чтобы государство жило без каких-то основополагающих идей. В 2007 году в Махачкале мы проводили Всероссийскую конференцию «Актуальные проблемы противодействия религиозно-политическому экстремизму». Сюда приезжали, выступали с докладами Патрушев, Чайка, Нургалиев (Рашид Гумарович – тогда глава МВД РФ. – Прим. «МИ»), Козак, Аллахшукюр Паша-заде (глава управления мусульман Кавказа. – Прим. «МИ»). Феофан (в 2007 году Архиепископ Ставропольский и Владикавказский. – Прим. «МИ») выступил, зачитал приветствие от Патриарха Алексия II. Это было признание того, что мы находимся на правильном пути.
У религиозно-политического экстремизма есть идеология. В чем она заключается? Им нужно исламское государство, так называемый «халифат». Это разве не идеология? Второе – ради этой идеи можно убивать не только человека другой веры, но и мусульманина. Нельзя сотрудничать ни с какой властью – это кяфиры и т.д. Вообще в диалог с властью не вступать – это разве не идеология?
Тогда у нас, у государства тоже должна быть идеология. И мы ее сформулировали впервые в России чётко и ясно. Первое – мы должны доказать ущербность идеологии так называемого «исламского государства». Такого государства в мире никогда не было. И сейчас его нет. Покажите, предъявите это государство, которое вы хотите построить, где оно? Вторая идея – исламское государство внутри российского, светского государства не может существовать. Надо показать преимущества, выгоды нахождения Дагестана в составе России в течение всех 150-ти лет. Да, разные времена были… Но при всем трагизме, при всем драматизме, при порой жесткой централизации власти в стране Дагестан развивался, сохранил свою идентичность и т.д. Это разве не идея? Третье. Принять меры по недопущению расширения пособнической базы экстремизма.
В северокавказском регионе религиозно-политический экстремизм не похож друг на друга. Общее, конечно, есть, но, например, экстремизм в Чечне родился на почве дудаевского национализма, сепаратизма. В Дагестане – это форма социального протеста против олигархическо-бюрократического режима и дикого капитализма, которые отталкивают молодежь, не дают ей возможность реализовать себя.
Идеи надо формулировать, правильно преподнести. Они должны вытекать из реалий жизни. Если они понятны людям, то их будут придерживаться. Поэтому идеология нужна, особенно сейчас, когда страна попала в довольно нелегкую ситуацию в связи с Украиной, Крымом. Раньше мы сами сносили памятники, а когда и новые власти Украины начали это делать, то мы вспомнили, что историческое беспамятство – это плохая вещь.
«ТРЕБУЮТ СЕРЬЕЗНОГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ФЕДЕРАТИВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ»
– Несколько слов о ситуации на Украине. Как мы, Россия, можем противостоять сегодня глобальным вызовам?
– Я считаю, что тот курс, который взят сегодня президентом страны в связи с произошедшими на Украине событиями, – это почти безупречный курс. Путин все делает правильно. Совсем не обязательно было ждать санкций, чтобы понять, что внутри страны надо развивать сельское хозяйство, поддерживать промышленность, быть конкурентоспособными. Великая страна не может претендовать на величие, если ее экономика очень сильно зависит от импорта, особенно в «оборонке». Вот Китай показывает нам пример того, как надо развивать собственное производство. Но сегодня наша главная проблема, с одной стороны, не дать втянуть страну в военный конфликт. И, по-моему, президент это очень хорошо понимает. С другой стороны – акцент надо делать не только и не столько на обороне, вооружении… Думаю, сумасшедших, которые планируют на нас напасть, нет… Но внутренняя обстановка страны, это социальное расслоение, эти олигархи, эти кланы, неолибералы во власти не менее опасны, чем ПРО, НАТО и т.д. Требуют серьезного совершенствования федеративные отношения. В России и сегодня, как всегда, почти всё сконцентрировано в центре. Федеральные органы власти плохо знают страну. Создается впечатление, что они даже побаиваются ее разнообразия, стремятся все унифицировать. Нет региональной политики. Создание министерств по проблемных территориям (Северный Кавказ, Дальний Восток) – это не решение региональных проблем. В стране нет общественного согласия по вопросам дальнейшего цивилизационного развития. Перечень таких вопросов можно продолжить. Они, на мой взгляд, гораздо труднее, опаснее, чем те, которыми чуть ли не каждый день пугают граждан федеральные СМИ.
– В чем все-таки заключался Ваш конфликт с федеральным центром по поводу Самура? В чем была Ваша позиция?
– Подробно об этом написано в моей книге «Самур». Вообще Самур – это практически внутренняя река России, Дагестана. Лишь 4% ее стока формируется в Азербайджане. Вместо того, чтобы так и поделить воду, в Москве тогда решили отдать половину воды соседям, плюс к этому и территорию, на которой в свое время был построен гидроузел. В этом я не видел, не вижу и сегодня ни логики, ни здравого смысла, не говоря о том, что подобное решение противоречит российскому и международному праву по этим вопросам.
– Муху Гимбатович, при Вас были амбициозные планы строительства очистных сооружений во всех приморских городах Дагестана. Вы даже говорили, что к такому-то сроку можно было полностью исключить сброс неочищенных вод в Каспийское море...
– Эти планы были еще и до меня, в советское время. После развала СССР были известные всем объективные обстоятельства, которые не позволяли заниматься вплотную этими вопросами. Я имею в виду 90-е годы. В мае 2006 года при встрече с Германом Грефом (в те годы глава Минэкономразвития и торговли РФ. – Прим. «МИ») я поднимал вопросы ускорения строительства водовода «Миатли – Махачкала», реконструкции очистных сооружений канализации и строительства тоннельного коллектора «Махачкала – Каспийск». Глава МЭРТ РФ поддержал наши предложения. Эти вопросы были включены в соответствующие целевые программы. Значительно (почти в 3,5 раза) были увеличены финансовые средства на их реализацию. Таких денег в прошлом республика никогда не получала. В те годы некоторые объекты были сданы (Таркинские очистные сооружения, напорный канализационный коллектор «Махачкала – Каспийск»). В своих выступлениях, Посланиях Народному Собранию РД постоянно мне приходилось говорить и о целевом использовании выделенных средств. Еще десять лет назад в Каспий сбрасывалось более 120 тыс. куб. м в сутки канализационных стоков. Что происходит в последние годы, я не знаю. У меня нет данных. Но вижу, что ситуация не улучшается. По своей значимости для Дагестана вопрос чистоты Каспия – один из самых главных.
– Вы находитесь в очень хорошей форме – физической и умственной. Ваши планы на будущее?
– Раньше, когда меня спрашивали о будущем, я говорил, что все лучшее еще впереди. Но сейчас Бог может разозлиться, если я так скажу (смеется). Сейчас у меня «неплановое» хозяйство, как любил шутить Расул Гамзатов.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
– В 2015 году в республике прошли торжественные мероприятия, приуроченные к Вашему 75-летнему юбилею. Какие впечатления? Я знаю, что Вы долго отказывались от участия в них.
– Прежде всего, те люди, которые со мной работали, знают, что я не разрешал проводить какие-либо празднества, связанные с моим днем рождения в республике за все годы моей служебной деятельности, начиная с должности первого секретаря обкома КПСС и до Председателя Народного Собрания РД, Президента РД… Чтобы даже по телефону не слышать всякие лестные пожелания разных людей, окружающих власть, я обычно в эти дни уезжал за пределы республики. И в то же время я всегда отмечал дни рождения с близкими мне людьми, в кругу семьи. В 2015 году был издан Указ главы республики, который как-то нельзя было игнорировать. Был создан оргкомитет, какая-то подготовка велась на республиканском уровне. Но и в этом случае я постарался сделать все, чтобы избежать излишней помпезности, разных хвалебных речей. Хотя совсем уйти от этого, конечно, невозможно…
– Ну, Вы и провели свой юбилей фактически в родном Хунзахском районе…
– Да, если говорить о прошедшем юбилее, то он мне запомнился, прежде всего, искренностью поздравлявших и, в первую очередь, моих односельчан – танусинцев. Я никогда не видел и, наверное, никогда не было в моем ауле такого количества людей, как в этот день. Они были в хорошем настроении и делали всё от души. То же самое было и в районном центре – Хунзахе. И это, конечно, было во многом связано с главой муниципального образования Саидом Юсуповым.
Очень активно мой юбилей отметил Дагестанский Государственный университет. Вообще ДГУ для меня такое же родное место, как и моё село. С университетом связана и моя профессиональная подготовка, и гражданское становление. Меня избрали почетным профессором, провели презентацию моих книг, международную конференцию, посвященную дню рождения. Руководство вуза представило меня к ордену Вернадского, который мне вручили. Ректор университета Муртазали Хулатаевич Рабаданов практически во всех юбилейных мероприятиях лично принимал участие. Я должен, конечно, выразить благодарность ему и всем университетским работникам, своим преподавателям – некоторые из них еще живы. Например, Георгий Николаевич Сивриди (преподавал М.Г. Алиеву методику преподавания русского языка. – Прим. «МИ») откликнулся статьей в «Махачкалинских известиях», сказал добрые слова обо мне в фильме «Первый президент». Мне было приятно, что годы работы и в райкоме Махачкалы, и первым секретарем обкома, и в Народном Собрании, президентом остались в памяти людей. Это было видно по публикациям… Много статей, воспоминаний моих коллег было опубликовано в «Дагестанской правде», в «Махачкалинских известиях», «Молодежи Дагестана», «Истине», РИА «Дагестан» и некоторых других. Я очень благодарен Саламу Хавчаеву, который по собственной инициативе провел круглый стол. На РГВК «Дагестан» аналогичное мероприятие подготовила Хамис Шамилова.
Я получил много писем, телеграмм, звонков. Я хочу всех поблагодарить, пользуясь нашей беседой. И, конечно, должен отметить, что в подготовке юбилея деятельное участие принимали мои друзья, родственники Магомед Хайбулаев, Гази Магомедов, Гаирбек Абдурахманов, Абдурахман Гусейнов и многие другие. Глава республики и председатель правительства Рамазан Гаджимурадович (Абдулатипов), Абдусамад Мустафаевич (Гамидов) были у меня дома, лично поздравили меня с юбилеем. Я им искренне благодарен.
Наверное, в таком возрасте бывает какая-то потребность что-то сказать. Сказать о том, что тебя волновало на посту главы республики, волнует и сегодня. С этой точки зрения, юбилей – это не столько желание отпраздновать, выслушать в свой адрес поздравления, но это и возможность высказаться по каким-то вопросам. Я имел такую возможность, через интервью, встречи, презентацию своих книг. Это вопросы развития, судьбы республики, страны, процессов глобализации, модернизации – всего того, что сегодня происходит все-таки в достаточно неспокойное время. И, наверное, ни один человек не может оставаться безучастным к этим вызовам времени. Многих, не только представителей СМИ, конечно, интересовали «приключенческие» аспекты моей биографии – история с налоговиком, вопрос раздела р. Самур и тому подобное. «Приключений» разных хватало во все времена – и в советские, и постсоветские. Прошлое не изменишь ни в жизни отдельного человека, ни в истории страны, республики. Важно не «застревать» в нем, использовать из прошлого все, что поможет решать сложные задачи сегодняшних дней.
– В. Путин вручил Вам в ноябре 2015 года орден Александра Невского...
– Да, откровенно говоря, это было для меня неожиданно. Это был четвертый орден, который мне лично вручал Владимир Владимирович. И получать орден Александра Невского из рук Президента РФ, не работая уже более пяти лет в органах власти страны, было особенно приятно. Да и уходил я с должности руководителя республики весьма своеобразно. Но, мне кажется, время показало мою правоту. Ведь «по заслугам» получили все основные фигуранты паутины, которая плелась в те годы вокруг Дагестана, и внутри республики, и в Москве.
