Пыльная окраина Махачкалы.
Облезлая девятиэтажка машет с балконов трусами и полотенцами.
По двору носятся дети и пустые пакеты.
Лифты работают редко, вода по часам, в подвалах комариные болота.
Дом как дом, ничего особенного, но выросший в прохладной тишине сталинского ампира, я не могу без содрогания произнести это корявое: «Редукторный посёлок»…
В преддверии XIX партконференции нас бросили снимать орденоносцев, депутатов Верховных Советов и прочих «знатных» рабочих и крестьян, встречающих это историческое событие яркими трудовыми победами.
Проблема с рабочим людом всегда одна и та же – не могут связно говорить на отвлечённую тему, не помнят цифр – ведь речь о плановых показателях, соцсоревновании, а ещё нужно вставить пару слов об ускорении и перестройке.
Путаются, сбиваются, а киноплёнки в обрез - на весь сюжет 50-60 метров. При расходе 12 метров в минуту да ещё с учётом съёмок цехов, полей, панорам, перебивок, на само интервью остаётся пара минут чистого времени, а тут камера стрекочет перед носом, микрофон, куча народу да ещё секретарь райкома кулак показывает.
Выкручиваюсь, как могу. Если мой передовик совсем уж не может собраться, да к тому же плохо говорит по-русски, я прошу местного сопровождающего, «пока мы настраиваем аппаратуру», из–за наших спин на родном языке обсудить с ним какую-нибудь бытовую тему, типа, а куда ты вчера коров гонял?
Передовик уверенно отвечает, смело смотрит, свободно жестикулирует. Стоп, снято!
Мне остаётся наговорить «правильный» перевод, и на монтаже аккуратно смикшировать оригинал. Вуаля!
Если пишем по-русски, а орденоносец «завис» намертво, иду на крайнюю меру. На большом листе или на картонке крупными печатными буквами пишу текст, становлюсь рядом с камерой, орденоносец читает. Готово!
Звоню в райком партии, дают очередной адрес и фамилию: Редукторный посёлок, улица Лаптиева, бригадир-строитель, орденоносец, депутат Совзихан Совзиханов.
Приезжаем. Кран поднимает стены последнего, девятого этажа.
Аврал – торопятся закончить к партконференции.
Орденоносец - метр с кепкой. Морщит лоб, растерянно моргает. Понятно! Картонка, текст.
Пишем на последнем этаже - ветрено, красиво. Послушно прочитал, попозировал, сделал «майну», «виру», убежал.
Оператор снимает стройку, я наблюдаю за рабочими.
Вот на стык опускают стеновую панель. Из неё торчат по четыре арматурины с каждой стороны. Сварщик наскоро прихватывает только одну. Штукатур сгребает мусор в щель между панелями, сверху заляпывает раствором.
Нахожу орденоносца, тащу его на место преступления.
Беспомощно разводит руками:
- Время жи нету!
Теперь я живу в этом доме.Квартира на последнем, девятом этаже. Та самая.
Двор буквой «П», открыт в сторону моря, прямо в каменистый берег. Ход через единственную арку - когда задувает посильнее, дети собираются группами, и крепко обнявшись, прорываются навстречу ветру, будто толкают невидимый грузовик.
Металлические гаражи чуть приподняты над землёй на камнях - если дует моряна, весь двор по щиколотку заливает морская вода. Ходим по кирпичным «тропинкам». Чем не Венеция?
В хорошую погоду море маслянисто переливается под ослепительным солнцем, над песком колышется жаркое марево. Нега…
Впрочем, у этой красоты есть обратная сторона. За неделю на лоджию наносит с полведра морского песка. Утренние морские туманы пропитывают влагой стены, мебель, одежду. Полосами отваливаются промокшие обои.Зимой при постоянных ветрах такая влажность невыносима – дома ходим в тёплой одежде.
«Ветер сильный, порывистый…». Пытаюсь заткнуть щель под дверью в спальню халатом, но он вздувается пузырём и отлетает в сторону.
Утром покупаю несколько огромных карт СССР – они из хорошей плотной бумаги – нарезаю их для надёжности широкими лентами и заклеиваю все окна. В квартире по-прежнему сыро, но уже не холодно.
Опыт самостоятельной семейной жизни у нас небольшой, но всё же справляемся.
Второй час ночи. Вахтовый автобус развозит нашу смену по домам. Адреналиновое возбуждение от трёхчасового прямого эфира уже прошло. Выходящие негромко прощаются и исчезают в темноте. Мой адрес последний, дальше только море.
Давлю кнопку лифта... Не в этот раз.
Темно. Шарю по карманам, спичек нет.
Поднимаюсь, закрыв глаза. Так даже интереснее. Пролёты по восемь ступенек: раз, два, три, четыре…Возникает бодрый ритм. Громче, громче. Лезгинка!
Закон подлости – на моём этаже праздник с песнями и плясками.
Дома никого. Наверно Фая смотрела передачу у родителей, поздно одной возвращаться. Ладно, скорее спать.
Лезгинка куда-то уплывает, свист и хохот всё тише…
- Расул! Расул, вставай! - кто-то трясёт меня за плечо.
Фая. Здесь?
- Наконец! Вставай, все тебя ждём!
В комнату входит мужчина средних лет. Осанистый, крепкий, нос слегка примят, короткие, взъерошенные волосы, озорной взгляд.
- Нажмутдин. Сосед.
Асса-а-а-а! В квартире напротив не протолкнуться, человек тридцать, не меньше. Нажмутдин кричит мне в ухо:
- На днях узнали, что ты поселился в нашем доме, решили отметить это дело хорошим хинкалом. Пока тебя ждали, немного согрелись. Догоняй!
Через час, взмокший от застолья и танцев, наклоняюсь к сидящему рядом:
- А ничего, что мы так шумим? Соседи снизу милицию не вызовут?
- Не вызовут, - громко топнул и расхохотался - я сосед снизу! Вот они тоже с восьмого этажа, он – с седьмого, те, которые на балконе – с шестого. А это соседний подъезд. Всё нормально – жёны тоже здесь!
В доме твёрдый порядок – хочешь посидеть дома с друзьями - пожалуйста, но только тихо, чтобы никому не мешать. Желаешь повеселиться с размахом, окажи уважение соседям - зови всех и устраивай пир горой. Если кто-то из приглашённых не пришёл – ты не виноват.
Дом-праздник.
Хлопотно, дорого, но отношения важнее. В Махачкале всё держится на отношениях.
Облезлая девятиэтажка машет с балконов трусами и полотенцами.
По двору носятся дети и пустые пакеты.
Лифты работают редко, вода по часам, в подвалах комариные болота.
Дом как дом, ничего особенного, но выросший в прохладной тишине сталинского ампира, я не могу без содрогания произнести это корявое: «Редукторный посёлок»…
* * *
В преддверии XIX партконференции нас бросили снимать орденоносцев, депутатов Верховных Советов и прочих «знатных» рабочих и крестьян, встречающих это историческое событие яркими трудовыми победами.
Проблема с рабочим людом всегда одна и та же – не могут связно говорить на отвлечённую тему, не помнят цифр – ведь речь о плановых показателях, соцсоревновании, а ещё нужно вставить пару слов об ускорении и перестройке.
Путаются, сбиваются, а киноплёнки в обрез - на весь сюжет 50-60 метров. При расходе 12 метров в минуту да ещё с учётом съёмок цехов, полей, панорам, перебивок, на само интервью остаётся пара минут чистого времени, а тут камера стрекочет перед носом, микрофон, куча народу да ещё секретарь райкома кулак показывает.
Выкручиваюсь, как могу. Если мой передовик совсем уж не может собраться, да к тому же плохо говорит по-русски, я прошу местного сопровождающего, «пока мы настраиваем аппаратуру», из–за наших спин на родном языке обсудить с ним какую-нибудь бытовую тему, типа, а куда ты вчера коров гонял?
Передовик уверенно отвечает, смело смотрит, свободно жестикулирует. Стоп, снято!
Мне остаётся наговорить «правильный» перевод, и на монтаже аккуратно смикшировать оригинал. Вуаля!
Если пишем по-русски, а орденоносец «завис» намертво, иду на крайнюю меру. На большом листе или на картонке крупными печатными буквами пишу текст, становлюсь рядом с камерой, орденоносец читает. Готово!
Звоню в райком партии, дают очередной адрес и фамилию: Редукторный посёлок, улица Лаптиева, бригадир-строитель, орденоносец, депутат Совзихан Совзиханов.
Приезжаем. Кран поднимает стены последнего, девятого этажа.
Аврал – торопятся закончить к партконференции.
Орденоносец - метр с кепкой. Морщит лоб, растерянно моргает. Понятно! Картонка, текст.
Пишем на последнем этаже - ветрено, красиво. Послушно прочитал, попозировал, сделал «майну», «виру», убежал.
Оператор снимает стройку, я наблюдаю за рабочими.
Вот на стык опускают стеновую панель. Из неё торчат по четыре арматурины с каждой стороны. Сварщик наскоро прихватывает только одну. Штукатур сгребает мусор в щель между панелями, сверху заляпывает раствором.
Нахожу орденоносца, тащу его на место преступления.
Беспомощно разводит руками:
- Время жи нету!
* * *
Теперь я живу в этом доме.Квартира на последнем, девятом этаже. Та самая.
Двор буквой «П», открыт в сторону моря, прямо в каменистый берег. Ход через единственную арку - когда задувает посильнее, дети собираются группами, и крепко обнявшись, прорываются навстречу ветру, будто толкают невидимый грузовик.
Металлические гаражи чуть приподняты над землёй на камнях - если дует моряна, весь двор по щиколотку заливает морская вода. Ходим по кирпичным «тропинкам». Чем не Венеция?
В хорошую погоду море маслянисто переливается под ослепительным солнцем, над песком колышется жаркое марево. Нега…
Впрочем, у этой красоты есть обратная сторона. За неделю на лоджию наносит с полведра морского песка. Утренние морские туманы пропитывают влагой стены, мебель, одежду. Полосами отваливаются промокшие обои.Зимой при постоянных ветрах такая влажность невыносима – дома ходим в тёплой одежде.
«Ветер сильный, порывистый…». Пытаюсь заткнуть щель под дверью в спальню халатом, но он вздувается пузырём и отлетает в сторону.
Утром покупаю несколько огромных карт СССР – они из хорошей плотной бумаги – нарезаю их для надёжности широкими лентами и заклеиваю все окна. В квартире по-прежнему сыро, но уже не холодно.
Опыт самостоятельной семейной жизни у нас небольшой, но всё же справляемся.
* * *
Второй час ночи. Вахтовый автобус развозит нашу смену по домам. Адреналиновое возбуждение от трёхчасового прямого эфира уже прошло. Выходящие негромко прощаются и исчезают в темноте. Мой адрес последний, дальше только море.
Давлю кнопку лифта... Не в этот раз.
Темно. Шарю по карманам, спичек нет.
Поднимаюсь, закрыв глаза. Так даже интереснее. Пролёты по восемь ступенек: раз, два, три, четыре…Возникает бодрый ритм. Громче, громче. Лезгинка!
Закон подлости – на моём этаже праздник с песнями и плясками.
Дома никого. Наверно Фая смотрела передачу у родителей, поздно одной возвращаться. Ладно, скорее спать.
Лезгинка куда-то уплывает, свист и хохот всё тише…
- Расул! Расул, вставай! - кто-то трясёт меня за плечо.
Фая. Здесь?
- Наконец! Вставай, все тебя ждём!
В комнату входит мужчина средних лет. Осанистый, крепкий, нос слегка примят, короткие, взъерошенные волосы, озорной взгляд.
- Нажмутдин. Сосед.
Асса-а-а-а! В квартире напротив не протолкнуться, человек тридцать, не меньше. Нажмутдин кричит мне в ухо:
- На днях узнали, что ты поселился в нашем доме, решили отметить это дело хорошим хинкалом. Пока тебя ждали, немного согрелись. Догоняй!
Через час, взмокший от застолья и танцев, наклоняюсь к сидящему рядом:
- А ничего, что мы так шумим? Соседи снизу милицию не вызовут?
- Не вызовут, - громко топнул и расхохотался - я сосед снизу! Вот они тоже с восьмого этажа, он – с седьмого, те, которые на балконе – с шестого. А это соседний подъезд. Всё нормально – жёны тоже здесь!
В доме твёрдый порядок – хочешь посидеть дома с друзьями - пожалуйста, но только тихо, чтобы никому не мешать. Желаешь повеселиться с размахом, окажи уважение соседям - зови всех и устраивай пир горой. Если кто-то из приглашённых не пришёл – ты не виноват.
Дом-праздник.
Хлопотно, дорого, но отношения важнее. В Махачкале всё держится на отношениях.
