Рассуждать о том, какой должна быть экономика в Дагестане, можно долго. Чего нельзя, так это относиться к этому вопросу поверхностно, не зная истории вопроса, нарушая принципы справедливости и нравственности. Дагестан, как сложная территория, в годы советской власти решал экономические проблемы через политические рычаги, причём задействованные на уровне руководства страны. В этом же республика нуждается и сегодня. Иначе её, как утверждает директор Института социально-экономических исследований Дагестанского научного центра РАН Сергей Дохолян, ждёт деградация. О том, почему Дагестану нужна деловая среда, как связаны вопросы нравственности и экономики и почему люди стремятся в главы МО – в интервью с известным экономистом…

– Ещё три-четыре десятилетия назад, в конце советского периода, Северный Кавказ и, в частности, Дагестан не были источником постоянного напряжения для властей. В СССР были другие, более проблемные регионы. Экономика Северного Кавказа не была чёрной дырой, в отличие от Нечерноземья или Средней Азии, а в криминальных сводках гораздо чаще фигурировали Казань и новые промышленные центры типа Набережных Челнов и Тольятти. Почему всё так быстро изменилось?

– Экономика Северного Кавказа в советский период держалась на планово-распределительной системе и цементировалась КПСС. Есть такая версия, что в 1960-е годы именно партийные органы обратили внимание на высокий уровень преступности и безработицы на Северном Кавказе. Фактически это были те же самые проблемы, что и сегодня. Тогда началась индустриализация преимущественно аграрных республик Северного Кавказа, в результате появился рабочий класс. Часть населения работала вахтовым методом, уезжая на заработки, например, в Тюменскую область. Существовала и такая категория работников, которых в народе называли шабашники – они выезжали на сезонную работу в другие регионы страны, в основном для строительных работ. Следует помнить и об уголовной ответственности за тунеядство. Но затем произошла смена формаций, была разрушена советская экономика, началось обострение социальной обстановки, прошёл процесс приватизации, появилась армия безработных. Одновременно изменилась ментальность населения. На Кавказе могут терпеть голод, холод, нищету, но справедливость, чувство достоинства – это святое. Однако вместо того чтобы сопротивляться несправедливости, Кавказ стал к ней приспосабливаться. Понятия чести, долга, достоинства и другие лучшие качества народа ушли на второй план, а на первый вышло желание встраиваться в новые элиты любой ценой.

– Насколько далеко, по вашему мнению, зашёл этот процесс?

– В социально-экономических преобразованиях явно недооценивается роль общественной нравственности, её воздействие на экономику и государственное управление. Как бы ни были совершенны институты, устанавливающие рыночные правила и следящие за их соблюдением, нужны ещё и нравственные устои и принципы. Вместе с тем нельзя не отметить и то, что мораль и культура формируются в итоге длительного исторического развития, нужны многие годы настойчивых усилий по воспитанию граждан. Замечено, что страны с более высоким уровнем культуры располагают более развитой экономикой – развивая образование, науку, культуру, мы тем самым создаём предпосылки для социально-экономического прогресса. Поэтому так важно в недостаточно развитых, проблемных регионах концентрировать усилия власти и общественных институтов на подъёме образованности, поведенческой, производственной и предпринимательской культуры, нравственного уровня граждан. В этих условиях многое зависит от государства, которое должно быть примером нравственной политики. Тем более что у дагестанских народов есть свои нюансы проявления морали, нравственности, культуры, своё понимание справедливости.

– Как вы считаете, пройдена ли на пути превращения Северного Кавказа в глубоко периферийную территорию точка невозврата, или ещё можно отыграть ситуацию назад?

– Если федеральный центр захочет изменить ситуацию, например, в Дагестане, то это возможно. Присоединение Крыма и Олимпиада в Сочи показали, что возможности нашей страны очень значительны. А дагестанцы – это очень законопослушный народ, вопрос только в том, что они исповедуют те законы и правила, которые реально работают. Но российские законы здесь работают плохо, нередко их используют для сведения личных счётов. Поэтому и развивается конкуренция юрисдикций, когда наряду с российским правом действуют и нормы шариата.

– В то же время можно осторожно говорить и об экономических успехах на Северном Кавказе – например, в Карачаево-Черкесии и Ингушетии мы видим, как развиваются новые предприятия, создаётся социальная инфраструктура.

– Вы знаете, у нас тоже есть локальные успехи. Вспомним тот же завод листового стекла. Однако пока рано говорить об успехе этого проекта. Мощность завода – 600 тонн стекла в сутки, и пока за полгода удалось продать всего лишь недельную выработку, а до конца года – примерно месячную. Такие предприятия требуют наличия крупных строительных проектов, которые в регионе остаются лишь на бумаге. Но даже успех подобных начинаний инвесторов не меняет систему в целом. У человека, не имеющего политического влияния, проблемы начнут возникать уже на стадии оформления документов, получения кредита, госгарантий. Бюрократизм, коррупция, желание отдельных чиновников нажиться на вашем проекте – это далеко не полный перечень проблем для инвестора со стороны. Таковы особенности инвестиционного климата. Какие-то проекты могут продвигаться лишь в том случае, если они курируются местными элитами или кланами. Но кланы не обладают высоким уровнем профессиональной подготовки, образования, чтобы создавать производства высокого уровня сложности. Построить ещё один рынок, магазин, банкетный зал, автомойку – пожалуйста, но даже производства типа завода листового стекла, не самого, кстати, технологически сложного, уже выше их возможностей.

– В таком случае можно вспомнить группу «Сумма», которая в значительной мере ориентирована на высокотехнологичные отрасли.

– А что значительного сделала группа «Сумма» для экономического развития Дагестана?

– Как минимум одно из её подразделений реконструирует взлётно-посадочную полосу в вашем аэропорту, который давно пора было привести в чувство.

– Думаю, что найти подрядчика на многомиллиардный государственный заказ не так сложно. Лично меня в деле о реконструкции аэропорта настораживают стахановские заявления руководства подрядчика, который двухлетние работы сделал за два месяца. Но даже если в результате вырастет пассажиропоток в аэропорту, на экономике республики это скажется крайне незначительно. Эта полоса имеет какое-то значение, главным образом, для нужд военных, а сверхтяжёлые пассажирские самолёты для аэропорта были не так уж необходимы. Для сравнения: у нас есть незамерзающий порт, который лет десять считался локомотивом роста экономики и поглощал миллиард за миллиардом. Ну и что? Все грузопотоки идут в обход Махачкалинского порта через Астрахань. Посудите сами: если в 2009 году грузооборот сухих грузов составлял 1,34 миллиона тонн, то за 9 месяцев текущего года перевалено только 531,7 тысячи тонн – и об этом говорят как о рекорде. Порт спасает транзит каспийской нефти, но если мировые цены на нефть упадут, то шельфовые месторождения будет разрабатывать невыгодно, и порт моментально превратится в тыкву, как карета Золушки, то есть утратит функциональность.

– Кстати, в астраханском порту тоже, как известно, руководят дагестанцы.

– А почему они там? Потому, что деловая среда в Астрахани намного лучше, чем в Дагестане. Обратите внимание: именно поэтому многие дагестанцы состоялись за пределами республики. Ключевой фактор экономического развития Дагестана – это формирование благоприятной инвестиционной, деловой среды, причём не на бумаге, а на деле. Бизнес в этом плане обмануть нельзя. Назовите какого-нибудь крупного легального дагестанского миллиардера, который вкладывал бы свои деньги здесь.

– Навскидку: Магомед Садулаев, Дербентский завод игристых вин, компания, которая выросла фактически с нуля в федерального игрока на своём рынке. Другое дело, что таких примеров мало – условия для органического роста крупного бизнеса в Дагестане действительно плохие.

– Я бы не стал утверждать, что до недавней приватизации этот завод был на нулевом цикле. В него вкладывались деньги и немалые. Конечно, не все приватизированные заводы выжили и процветают, и в достижениях ДЗИВ есть несомненная заслуга Магомеда Садулаева. Но в целом в Дагестане у бизнесменов есть угроза выхода за определённые рамки своего бизнеса. У нас хорошо освоили два арифметических действия: отнимать и делить, а складывать и умножать пока умеют плохо. Есть примеры, когда, расширяя бизнес, скажем, вдвое, бизнесмен вместо удвоения выручки получает лишь половину того, что было до расширения. Малый бизнес пока находится в зоне низких транзакционных издержек, но как только он вырастает и становится средним, к нему вырастает очередь нахлебников – от силовиков до бандитов. Эти «ножницы среднего бизнеса» хорошо описал в своих исследованиях Денис Соколов. Теневая экономика питает коррупцию, криминал, вместо соблюдения законов работает теневая власть, продаются и покупаются должности, бизнес платит теневые налоги чиновникам и силовикам, реальное управление переходит к тем, кто вне закона. В этих условиях те, кто работает «вбелую», оказываются под прессом налоговых и иных контролирующих органов. А тот, кто «платит за крышу», может не обращать внимания на правила. Например, недавно в одном из махачкалинских кафе, расположенном в центре города, отравились дети, проверка показала факт незаконного предпринимательства. Вопрос заключается в том, как многие годы это кафе не замечали у себя под носом контролирующие органы?

Тормозом к развитию является и альтернативная бюджетная работа, где риски крайне минимальны. Во многих регионах России сейчас мало желающих занимать посты глав муниципальных образований – зарплата маленькая, ответственность огромная, а санкции за нарушения – очень жёсткие. У нас же за посты глав муниципальных образований даже самых убыточных районов идёт битва не на жизнь, а на смерть. Купил или добыл себе тёплое место такой чиновник – и на этом заканчивается его экономическая активность и начинается коррупционная. Землю выделил, деньги на дорогу, школу, больницу украл, муниципальные должности продал. Свежий пример: недавно я читал в новостях, что за должность медсестры в больнице одного высокогорного района требовали взятку 60 тысяч рублей. А во многих регионах России врачам, готовым переехать в сельскую местность, дают на обустройство миллион рублей. Неудивительно, что у правоохранительных органов так много претензий к главам муниципальных образований.

– Тут сразу вспоминаются митинги с требованиями снятия многих муниципальных глав, сразу после того как Дагестан возглавил Рамазан Абдулатипов.

– Совершенно верно. Но митинги были и до этого. Не всех снимали, не всех снимают, не все «новые» лучше «старых». Первое, что нужно сделать с Дагестаном – вернуть его в правовое поле России: нельзя проигрывать конкуренцию юрисдикций, чтобы Дагестан жил по особым законам.

– Здесь можно, наверное, говорить о том, что сложилась даже специфическая дагестанская идентичность – появляется новый народ, говорящий на русском языке (национальные языки многими забываются либо уходят в сферу домашнего общения), но живущий по своим законам.

– Более правильно говорить об общей русскоязычной базе. До революции общим языком был кумыкский. Но народы остаются разными не только из-за языка, а скорее из-за модели социальных связей и внутриобщинных норм поведения. Часто национальное разделение уходит на второй план, а на первый выдвигаются родоплеменные связи, завязанные на той или иной общине. Родоплеменная логика сегодня преобладает, поскольку возможность опереться на «своего человека» гораздо эффективнее, чем надеяться на государственные институты. По такому показателю, как доверие населения к власти, напомню, Дагестан стоит на 83 месте. В менталитете дагестанцев много хороших качеств – это и предприимчивость, и чувство собственного достоинства, и гостеприимство, и взаимовыручка. Но родоплеменная основа не позволяет людям в Дагестане эффективно использовать свой потенциал на госслужбе. Государство для дагестанцев далеко не на первом месте, на первом плане – тот тухум (род), который тебя продвинул. И если государственные обязанности будут противоречить родоплеменным связям, то государственными обязанностями придётся пожертвовать. Сломить это будет очень сложно, только через систему конкретной ответственности за свои действия. В Советском Союзе были те же семейные и национальные кланы, но самым жёстким кланом была КПСС: «партбилет на стол» – это фактически моральная смерть. И это заставляло людей жертвовать родоплеменными связями. Сегодня же у нас нет такой системы, которая могла бы с ними конкурировать. Плюс к этому, с отменой выборов на региональном и местном уровнях мы перешли от системы сверхответственности к сверхбезответственности. У народа нет никаких рычагов контроля и воздействия на власть.

– Сейчас нечто подобное усилению ответственности пытаются ввести на муниципальном уровне с отменой прямых выборов глав местного самоуправления. Утверждается, что назначенные по конкурсу сити-менеджеры будут более ответственно подходить к хозяйственным вопросам и снять их будет проще, чем избранных глав, которые легко прикрываются тем, что их «народ выбирал».

– Логика более чем спорная. Возникает возможность, что любой глава муниципалитета теперь будет ориентироваться не на решение проблем территории, а на отношения с тем, кто его назначает и снимает. А это – всё тот же субъективный личностный фактор. Почему важны честные выборы? Понятно, что в Америке, например, демократы и республиканцы – это две группы олигархов. Но там создана система, где народ является игроком и эти группы вынуждены через выборы идти навстречу народу, решать его проблемы, потому что избиратель играет с ними на одном поле. Те, кто создавал эту систему, хорошо понимали, что монополия – это смерть. А у нас конкуренции нет. Возвращаясь к нашим муниципальным главам: они же очень уязвимы – там огромная ответственность, дырявый бюджет и мало полномочий. И если сочетать реальную ответственность с реальными выборами, у нас будет всё нормально. Нужно просто вовремя замечать нарушения и наказывать за злоупотребления. Если муниципальных глав реально наказывать, половина желающих сразу отпадёт – лучше уж в бизнесе себя показать или в другом месте. А так рассказывают комические истории о том, что кандидат в главы района не может даже написать заявление.

– Ситуация сейчас, конечно, неблагодатная для далёких прогнозов. Тем не менее хотелось бы знать ваше видение будущего развития экономики Дагестана в перспективе ближайших нескольких лет.

– При сохранении существующего положения дел – однозначно продолжится деградация. На уровне федеральной власти недооценивают роль Дагестана в обеспечении целостности государства и укрепления позиций России в Каспийском регионе. России нужен стабильный и самодостаточный Дагестан, а не очаг напряжённости.  

Автор: Николай Проценко Черновик