Весь пласт истории Дагестана никак не уместить в «5 вопросов», и СевКавИнформ публикует продолжение интервью с историком Патимат Тахнаевой, человеком, который всегда превыше всего ставит истину.
Саид Ниналалов (С. Н.): Чем вызван, по-твоему, растущий интерес к истории в Дагестане и возвращение как к некоему идеалу?
Патимат Тахнаева (П. Т.): Интерес к собственной истории у дагестанцев был всегда. Историческая память сотни лет была естественным звеном традиционного социо-культурного мира, как вид коллективной или социальной памяти, не ведающей письменной фиксации. В 1920-1930-е годы коллективная историческая память подверглась сильной деформации вместе с разрушением традиционной структуры дагестанского общества. Тем не менее, преемственность исторической памяти социума сохранялась вплоть до позднего советского периода, пока были живы хранители и носители устной традиции. Благодаря этим людям история Дагестана находилась буквально «на расстоянии вытянутой руки»: через них, буквально через пару поколений можно было «дотянуться» и до героев Ахульго, и участников русско-турецкой войны, восстания 1877-го года, и не только. Местные краеведы словно почувствовали опасность, угрожающую вместе с уходом этих «могикан», последних носителей коллективной исторической памяти. Попытки краеведов письменно зафиксировать ее вызвала в 1990-е годы, 2000-е годы публикацию огромного количества сельских историй.
С. Н. : Прошло 150 лет со дня окончания Кавказской войны, чему была посвящена недавняя Международная конференция в Институте Истории, языка и литературы ДНЦ РАН. Изучение причин войны, действий военачальников с одной и с другой стороны, государства Шамиля по сути началось с ее окончанием и продолжается и сегодня. Что нового внесено в исследование Кавказской войны за последние два десятилетия постсоветской наукой?
П. Т.: За последнее время опубликовано немало работ по истории Кавказской войны и имамата. Появилось даже новое слово для обозначения большинства авторов, которые подвизаются на этой теме. Оно очень быстро стало известным в кругу историков – «шамилееды». «Шамилееды» по прежнему придерживаются устаревших подходов поздней советской школы, в которых Кавказская война предстает как разновидность «национально-освободительного движения». Здесь нужно и важно знать, и помнить, что исследование Кавказской войны в отечественной историографии развивалось при сильнейшем влиянии идеологической составляющей, которое оказывало определяющее воздействие на характер исследований, на выбор сюжетов, на трактовку источников, построение концептуальных работ. К примеру, государственный воинствующий атеизм 1920-1930-х годов заставил историков привнести в освободительное движение горцев под руководством Шамиля «реакционно-религиозную» составляющую. Убийственный тезис о «реакционной сущности мюридизма» был отчасти затушеван его ролью в «мобилизации народных масс на борьбу с угнетателями». Утверждение классово-партийного подхода к изучению истории для Кавказской войны в 1930-1970-е годы привнесло «антиколониальный» и «антифеодальный» тезисы, что в свою очередь выводило к поиску непременных классовых конфликтов. Начало 1950-х годов отметилось торжественной презентацией тезиса о «прогрессивном значении» присоединения национальных окраин к Российской Империи, и тут же имама Шамиля перевели в разряд врагов народа (своего и русского). К концу 50-х годов определились две группы историков: те, кто считал деятельность имама Шамиля прогрессивной, а саму войну антиколониальной, составной частью борьбы с самодержавием; вторую группу образовали ученые, называвшие движение Шамиля реакционным явлением. Вплоть до начала 1980-х годов изучение Кавказской войны находилось в состоянии глубокого кризиса. Освобождение историков к концу 1980-х годов от идеологических ограничений, казалось, наконец-то создало условия для полноценного академического подхода к проблеме. Но, увы. Исследования «шамилеедов» отличают многочисленные интерполяции, компиляции и избыточная публицистичность, вплотную приближая их к той грани, за которой уже нет никакой науки. Никакой.
С. Н.: Учебник истории России описывает кавказскую войну по своему, учебник истории Дагестана – как освободительную борьбу против захватчиков. Что для тебя Кавказская война? Кто для тебя имам Шамиль?
П. Т.: Нет смысла говорить о том, хороши или плохи были предыдущие или нынешний учебники по истории Дагестана, но совершенно очевидно, что они не соответствуют стандарту современного школьного учебника. Не говоря уже о самом содержании. Думаю, многие учителя со мной согласятся, преподавание предмета истории Дагестана в школах поставлено в крайне тяжелое положение. Это касается и программ, и учебников. И что мы в итоге имеем? Дети, учащиеся и молодые люди, вчерашние школьники, совершенно не готовы противостоять тем наукообразными мифологизированным знаниям по истории Дагестана, которые обрушиваются на них со всех медийных и не медийных сторон. В современном дагестанском обществе все настойчивее проявляется стремление возвратиться к ценностям прошлого как к единственному спасению национального самосознания и идентичности. Но единственным звеном, которое может связывать нас, нынешнее поколение дагестанцев с миром былого, традиционного Дагестана, ее духовной культурой являются исторические знания, которые никому не гарантированы в силу текущей в нас крови. Здесь нужно хорошее образование. Грамотное историческое образование. Со школьной скамьи. И тут опять возвращаемся к теме школьных учебников истории Дагестана, которые еще не написаны. Что для меня Кавказская война? И кто для меня имам Шамиль? Прежде всего, я - как историк, обязана избегать субъективного отношения к объекту и предмету исследования. Кавказская война для меня - один из сложных и малоисследованных этапов истории Дагестана. Имам Шамиль – масштабная историческая личность.
С. Н.: Каким образом легенды становятся частью исторических версий, а потом переходят в разряд исторической правды? Произощел ли в реальности разговор Байсунгура Беноевского с имамом Шамилем в день его пленения?
П. Т.: У легенд нет шансов перейти в разряд исторической правды без основательных исторических источников. Разумеется, если под «исторической правдой» иметь в виду результат полноценного академического исследования, а не амбициозное утверждение (порой, на грани фейка). По поводу распространенного драматического сюжета конфликта имама Шамиля и наиба Байсунгура в Гунибе в августе 1859-го года с ключевой фразой «чеченец в спину не стреляет». Этот миф авторский, он стал известен после издания исторического романа чеченского писателя Абузара Айдамирова «Долгие ночи» (Грозный, 1972). Немногим позднее, без каких либо ссылок на первоисточник, этот сюжет как исторический факт был введен в научный оборот чеченским историком Долханом Хожаевым в несколько беллетризованном исследовании «Чеченцы в русско-кавказской войне» (Грозный, 1998). В 1990-2000-е годы этот миф воспели художники и барды - Муцураев Тимур в песнях «Наиб Байсунгур», «Гуниб», Алимсултанов Имам в песне «Гуниб» («Пленение имама Шамиля»), Сапаров Эли в картине «Гуниб (прорыв)», Мижев Умар – в картине «Байсунгур Беновский». Присутствие наиба Байсунгура в Гунибе в августе 1859 г. является не более чем вымыслом, поскольку это предание не находит подтверждения ни в местных, ни в российских источниках (штабной и официальной военной корреспонденции, многочисленных воспоминаниях современников, участников осады и др.). Более того, известен ряд письменных источников, сочинений местных дагестанских авторов – современников и непосредственных участников событий в Гунибе в августе 1859-го года: Абдурахмана из Газикумуха, Гаджи Али из Чоха, Дибира Инквачилав, Мухаммада-Тахир ал-Карахи, Хайдарбека из Гиничутля. Ни в одном из этих сочинений не упоминается имя чеченца Байсунгура, ни в числе тех, кто вырвался в Гуниб в ночь на 26 июля 1859 г., ни в числе тех, кто занимал ключевые позиции в обороне Гуниба или участвовал в сражении. Замечу, оборона Гуниба, организованная горцами в конце июля 1859 г. по прибытии имама Шамиля, очень хорошо и подробно представлена по местным источникам. Практически каждый горец был на виду и на счету. «Затеряться» в их числе, тем более известному наибу со своим отрядом, было сложно. С какой целью был создан этот безосновательный миф, в котором чеченский наиб уничижает имама Шамиля, к сожалению, автору этот вопрос уже не задашь.
С. Н.: В последнее время появилась версия о чеченском происхождении некоторых великих русских писателей. Что из этого реально, что не имеет отношения к науке?
П. Т.: Речь идет о так называемом «исследовании» чеченского «филолога» М. Вахидовой, в котором она совершенно безосновательно утверждает о чеченском происхождении великих русских классиков М.Ю. Лермонтова и Л.Н. Толстого. Метод научного исследования Марьям Вахидовой основан на двух словах: «Представим себе». Далее следуют всевозможные вольные трактовки и допущения, точнее, домыслы, которые позволяет фантазия автора. С такой же долей вероятности автор, следуя специфической методике, могла бы заявить о чеченских корнях дагестанских поэтов, допустим, Махмуда из Кахаб-росо или Батырая, подвергая сомнению целомудрие их матерей. Что такое исследование? Это поиск новых знаний или систематическое расследование с целью установления фактов. В академической науке существует исследовательская методология. М. Вахидовой она неизвестна. По всей видимости, ей неведомо, что любые заявления и исторические сведения, которые не поддаются проверке источниками, относят к мифам или мифологемам. Работа М. Вахидовой - классический образец исторической фальсификации. Правильнее даже говорить не столько о фальсификации (подлоге известного), сколько о мифотворчестве (дописывание неизвестного). Помимо ряда публикаций на эту тему и издания книги, М.Вахидова в 2014 году организовала и провела в г. Грозном Международную Лермонтовскую Научную конференцию: «Лермонтов. Россия. Кавказ: движение во времени». Замечу, на конференции не было ни одного уважающего себя лермонтоведа, а любые аргументированные протесты против этой ахинеи (а они были) М.Вахидова отвергала железной логикой: «Вахидову опровергнуть может только Вахидова». Забавно, что неуемное тщеславие новоявленного «исследователя» подкрепляется «оксфордским дипломом профессора философии», выданным Международным Университетом Фундаментального Обучения (МУФО, СПб.), более чем сомнительным вузом, дипломы которого Российский ВАК не признает. Когда в науку влезает идеология (такое бывало в истории нашей страны), она тормозит ее развитие. Когда же в нее влезают дилетанты и доморощенные «интеллектуалы», происходит худшее - искажается историческое сознание, извращается культура. Национальный «расклад» русских классиков, по М. Вахидовой, в настоящее время таков: М.Ю. Лермонтов – чеченец, Л.Н. Толстой – чеченец, А.С. Грибоедов – перс. Чеченская и кавказская общественность рукоплещет. Или безмолвствует. Какая реакция страшее, трудно определить.
Саид Ниналалов (С. Н.): Чем вызван, по-твоему, растущий интерес к истории в Дагестане и возвращение как к некоему идеалу?
Патимат Тахнаева (П. Т.): Интерес к собственной истории у дагестанцев был всегда. Историческая память сотни лет была естественным звеном традиционного социо-культурного мира, как вид коллективной или социальной памяти, не ведающей письменной фиксации. В 1920-1930-е годы коллективная историческая память подверглась сильной деформации вместе с разрушением традиционной структуры дагестанского общества. Тем не менее, преемственность исторической памяти социума сохранялась вплоть до позднего советского периода, пока были живы хранители и носители устной традиции. Благодаря этим людям история Дагестана находилась буквально «на расстоянии вытянутой руки»: через них, буквально через пару поколений можно было «дотянуться» и до героев Ахульго, и участников русско-турецкой войны, восстания 1877-го года, и не только. Местные краеведы словно почувствовали опасность, угрожающую вместе с уходом этих «могикан», последних носителей коллективной исторической памяти. Попытки краеведов письменно зафиксировать ее вызвала в 1990-е годы, 2000-е годы публикацию огромного количества сельских историй.
С. Н. : Прошло 150 лет со дня окончания Кавказской войны, чему была посвящена недавняя Международная конференция в Институте Истории, языка и литературы ДНЦ РАН. Изучение причин войны, действий военачальников с одной и с другой стороны, государства Шамиля по сути началось с ее окончанием и продолжается и сегодня. Что нового внесено в исследование Кавказской войны за последние два десятилетия постсоветской наукой?
П. Т.: За последнее время опубликовано немало работ по истории Кавказской войны и имамата. Появилось даже новое слово для обозначения большинства авторов, которые подвизаются на этой теме. Оно очень быстро стало известным в кругу историков – «шамилееды». «Шамилееды» по прежнему придерживаются устаревших подходов поздней советской школы, в которых Кавказская война предстает как разновидность «национально-освободительного движения». Здесь нужно и важно знать, и помнить, что исследование Кавказской войны в отечественной историографии развивалось при сильнейшем влиянии идеологической составляющей, которое оказывало определяющее воздействие на характер исследований, на выбор сюжетов, на трактовку источников, построение концептуальных работ. К примеру, государственный воинствующий атеизм 1920-1930-х годов заставил историков привнести в освободительное движение горцев под руководством Шамиля «реакционно-религиозную» составляющую. Убийственный тезис о «реакционной сущности мюридизма» был отчасти затушеван его ролью в «мобилизации народных масс на борьбу с угнетателями». Утверждение классово-партийного подхода к изучению истории для Кавказской войны в 1930-1970-е годы привнесло «антиколониальный» и «антифеодальный» тезисы, что в свою очередь выводило к поиску непременных классовых конфликтов. Начало 1950-х годов отметилось торжественной презентацией тезиса о «прогрессивном значении» присоединения национальных окраин к Российской Империи, и тут же имама Шамиля перевели в разряд врагов народа (своего и русского). К концу 50-х годов определились две группы историков: те, кто считал деятельность имама Шамиля прогрессивной, а саму войну антиколониальной, составной частью борьбы с самодержавием; вторую группу образовали ученые, называвшие движение Шамиля реакционным явлением. Вплоть до начала 1980-х годов изучение Кавказской войны находилось в состоянии глубокого кризиса. Освобождение историков к концу 1980-х годов от идеологических ограничений, казалось, наконец-то создало условия для полноценного академического подхода к проблеме. Но, увы. Исследования «шамилеедов» отличают многочисленные интерполяции, компиляции и избыточная публицистичность, вплотную приближая их к той грани, за которой уже нет никакой науки. Никакой.
С. Н.: Учебник истории России описывает кавказскую войну по своему, учебник истории Дагестана – как освободительную борьбу против захватчиков. Что для тебя Кавказская война? Кто для тебя имам Шамиль?
П. Т.: Нет смысла говорить о том, хороши или плохи были предыдущие или нынешний учебники по истории Дагестана, но совершенно очевидно, что они не соответствуют стандарту современного школьного учебника. Не говоря уже о самом содержании. Думаю, многие учителя со мной согласятся, преподавание предмета истории Дагестана в школах поставлено в крайне тяжелое положение. Это касается и программ, и учебников. И что мы в итоге имеем? Дети, учащиеся и молодые люди, вчерашние школьники, совершенно не готовы противостоять тем наукообразными мифологизированным знаниям по истории Дагестана, которые обрушиваются на них со всех медийных и не медийных сторон. В современном дагестанском обществе все настойчивее проявляется стремление возвратиться к ценностям прошлого как к единственному спасению национального самосознания и идентичности. Но единственным звеном, которое может связывать нас, нынешнее поколение дагестанцев с миром былого, традиционного Дагестана, ее духовной культурой являются исторические знания, которые никому не гарантированы в силу текущей в нас крови. Здесь нужно хорошее образование. Грамотное историческое образование. Со школьной скамьи. И тут опять возвращаемся к теме школьных учебников истории Дагестана, которые еще не написаны. Что для меня Кавказская война? И кто для меня имам Шамиль? Прежде всего, я - как историк, обязана избегать субъективного отношения к объекту и предмету исследования. Кавказская война для меня - один из сложных и малоисследованных этапов истории Дагестана. Имам Шамиль – масштабная историческая личность.
С. Н.: Каким образом легенды становятся частью исторических версий, а потом переходят в разряд исторической правды? Произощел ли в реальности разговор Байсунгура Беноевского с имамом Шамилем в день его пленения?
П. Т.: У легенд нет шансов перейти в разряд исторической правды без основательных исторических источников. Разумеется, если под «исторической правдой» иметь в виду результат полноценного академического исследования, а не амбициозное утверждение (порой, на грани фейка). По поводу распространенного драматического сюжета конфликта имама Шамиля и наиба Байсунгура в Гунибе в августе 1859-го года с ключевой фразой «чеченец в спину не стреляет». Этот миф авторский, он стал известен после издания исторического романа чеченского писателя Абузара Айдамирова «Долгие ночи» (Грозный, 1972). Немногим позднее, без каких либо ссылок на первоисточник, этот сюжет как исторический факт был введен в научный оборот чеченским историком Долханом Хожаевым в несколько беллетризованном исследовании «Чеченцы в русско-кавказской войне» (Грозный, 1998). В 1990-2000-е годы этот миф воспели художники и барды - Муцураев Тимур в песнях «Наиб Байсунгур», «Гуниб», Алимсултанов Имам в песне «Гуниб» («Пленение имама Шамиля»), Сапаров Эли в картине «Гуниб (прорыв)», Мижев Умар – в картине «Байсунгур Беновский». Присутствие наиба Байсунгура в Гунибе в августе 1859 г. является не более чем вымыслом, поскольку это предание не находит подтверждения ни в местных, ни в российских источниках (штабной и официальной военной корреспонденции, многочисленных воспоминаниях современников, участников осады и др.). Более того, известен ряд письменных источников, сочинений местных дагестанских авторов – современников и непосредственных участников событий в Гунибе в августе 1859-го года: Абдурахмана из Газикумуха, Гаджи Али из Чоха, Дибира Инквачилав, Мухаммада-Тахир ал-Карахи, Хайдарбека из Гиничутля. Ни в одном из этих сочинений не упоминается имя чеченца Байсунгура, ни в числе тех, кто вырвался в Гуниб в ночь на 26 июля 1859 г., ни в числе тех, кто занимал ключевые позиции в обороне Гуниба или участвовал в сражении. Замечу, оборона Гуниба, организованная горцами в конце июля 1859 г. по прибытии имама Шамиля, очень хорошо и подробно представлена по местным источникам. Практически каждый горец был на виду и на счету. «Затеряться» в их числе, тем более известному наибу со своим отрядом, было сложно. С какой целью был создан этот безосновательный миф, в котором чеченский наиб уничижает имама Шамиля, к сожалению, автору этот вопрос уже не задашь.
С. Н.: В последнее время появилась версия о чеченском происхождении некоторых великих русских писателей. Что из этого реально, что не имеет отношения к науке?
П. Т.: Речь идет о так называемом «исследовании» чеченского «филолога» М. Вахидовой, в котором она совершенно безосновательно утверждает о чеченском происхождении великих русских классиков М.Ю. Лермонтова и Л.Н. Толстого. Метод научного исследования Марьям Вахидовой основан на двух словах: «Представим себе». Далее следуют всевозможные вольные трактовки и допущения, точнее, домыслы, которые позволяет фантазия автора. С такой же долей вероятности автор, следуя специфической методике, могла бы заявить о чеченских корнях дагестанских поэтов, допустим, Махмуда из Кахаб-росо или Батырая, подвергая сомнению целомудрие их матерей. Что такое исследование? Это поиск новых знаний или систематическое расследование с целью установления фактов. В академической науке существует исследовательская методология. М. Вахидовой она неизвестна. По всей видимости, ей неведомо, что любые заявления и исторические сведения, которые не поддаются проверке источниками, относят к мифам или мифологемам. Работа М. Вахидовой - классический образец исторической фальсификации. Правильнее даже говорить не столько о фальсификации (подлоге известного), сколько о мифотворчестве (дописывание неизвестного). Помимо ряда публикаций на эту тему и издания книги, М.Вахидова в 2014 году организовала и провела в г. Грозном Международную Лермонтовскую Научную конференцию: «Лермонтов. Россия. Кавказ: движение во времени». Замечу, на конференции не было ни одного уважающего себя лермонтоведа, а любые аргументированные протесты против этой ахинеи (а они были) М.Вахидова отвергала железной логикой: «Вахидову опровергнуть может только Вахидова». Забавно, что неуемное тщеславие новоявленного «исследователя» подкрепляется «оксфордским дипломом профессора философии», выданным Международным Университетом Фундаментального Обучения (МУФО, СПб.), более чем сомнительным вузом, дипломы которого Российский ВАК не признает. Когда в науку влезает идеология (такое бывало в истории нашей страны), она тормозит ее развитие. Когда же в нее влезают дилетанты и доморощенные «интеллектуалы», происходит худшее - искажается историческое сознание, извращается культура. Национальный «расклад» русских классиков, по М. Вахидовой, в настоящее время таков: М.Ю. Лермонтов – чеченец, Л.Н. Толстой – чеченец, А.С. Грибоедов – перс. Чеченская и кавказская общественность рукоплещет. Или безмолвствует. Какая реакция страшее, трудно определить.
